- Меня тоже в раненых посчитал?
- Так точно.
- Зря, - отвечаю ему, - Девять у нас
раненых, значит. В сёдлах держаться смогут?
- Не все, Вашбродь. Тяжёлых трое.
- Остальные как?
- Сдюжат, Вашбродь. Но смотря как
скоро пойдём.
- Ясно… Что с япошками?
- Этих всех положили, Вашбродь. Не
убёг ни один.
- Хорошо… Значит смотри, Федотыч, что
делать будем. Сейчас раненых наших готовьте к переходу. Убитых тоже
на коней вьючьте – своих не бросим. Заберём с собой, да схороним
потом по-христиански, - урядник молча кивает, а я продолжаю, - С
японцев собирайте оружие, патроны и прочее – сам знаешь. Коней их
гуртуйте – с собой погоним. С битых коней тоже сёдла и прочую сбрую
снимайте – лишним не будет. И вот ещё что. Найдите мне коняку
какую-нибудь, а то я за вами на своих двоих не угонюсь. Ну, и как
соберётесь – сразу выходим к нашим по Гордеичеву следу. Что ещё? -
задеваю рукой пустые ножны, - А! Слушай, Федотыч! Шашку мою не
видел никто?
- Так она, Вашбродь, в том офицерике
японском, которого вы первого ссадили торчит.
- Да? Тоже хорошо. Где он
валяется-то?
- А вон, - Федотыч указывает
направление.
Ну да. Теперь вижу – лежит там тушка
метрах в десяти-пятнадцати.
- Спасибо, Федотыч. Я туда сам дойду.
А ты пока подготовкой к выходу займись.
- Слушаюсь, Вашбродь!
Урядник убегает наводить должный
порядок, а я ковыляю к заваленному мной японцу, попутно оценивая
своё состояние. Ну… Тут саднит, там болит… Голова трещит, нога еле
шагает, рука шевелится откровенно хреновато… Но, что реально
радует, переломов нет. В общем, терпимо. Бывало и хуже, короче.
Интереснее другое. У меня в строю осталось тринадцать человек,
включая меня самого. Плюс – возможно кто-то из раненых что-то
сможет, но на это лучше не рассчитывать. Если накатит ещё
какой-нибудь разъезд – хана. Раненых я не брошу, а всей толпой
оторваться не получится. Но о грустном думать рано и вообще не
надо. Прорвёмся. Куда мы нафиг денемся?
Подхожу к поверженному мной японцу.
Офицер. Аналогичная мишура на его мундире, как у того –
подстреленного. Лежит на боку. Моя шашка всажена ему в грудь –
точнее ровно в сердце. Притом клинок развёрнут горизонтально и
вошёл между рёбер, что говорит, на мой взгляд, о приличной
квалификации «реципиента» в качестве фехтовальщика. Ну… Уже хорошо.
Глядишь – и включится мышечная память, когда надо будет. С письмом
же включилась уже.