Но эти…
Ведь казалось бы: превосходство налицо – можно сгруппировать
минимум четыре кавдивизии, сиречь целый кавкорпус. Притом большая
часть – казаки в сёдлах рождённые, шашкой крещённые. Кругом степь,
простор. Сплошной линии фронта нет. Раздолье. Гуляй не хочу – рейды
на разную глубину и различной протяжённости хоть через день. Так
нет же. Кавалерия для Курощупова… То есть Куропаткина, конечно –
это что-то наподобие нелюбимой падчерицы. Вот и торчим мы после
дела при Ялуцзяне на приколе уже больше месяца, занимаясь не пойми
чем, а точнее всем, кроме собственно войны – стычки в разъездах и
охота на хунхузов не в счёт. А ведь на дворе уже июнь. И не успеешь
оглянуться, как придёт осень, а с нею вместе дожди, распутица и
вообще голимый мрак, что означает потерю мобильности и снижение
возможностей кавалерии вплоть до зимы. А мы тут торчим, аки слива в
афедроне, теряя время.
Ну, да
ладно. Один хрен в текущем чине и статусе ни на хрен собачий я
повлиять не могу. Зато есть у меня возможность, пока простаиваем,
внимательно и неспешно «вспомнить», обдумать и разложить по
полочкам всё, болтающееся в княжеской голове. Да и планы кой-какие
обдумать не помешает. И с Верой Андреевной тоже пообщаться не
повредит.
***
Да… Вера
Андреевна… Верочка… Общение наше началось сразу после того рейда.
Мы тогда привезли полковника Кульнева в лазарет. Не уберёгся
командир. Получил в свалке сабельный и два штыковых удара и, как
результат не самые лёгкие ранения даже и по меркамXXIвека. А уж в этой действительности… Всяко могло
случиться. И в лазарете «главврач» (не знаю как его должность здесь
называется) начал с безапелляционного:
- В
операционную немедленно! Посторонние! Вон! Вера Андреевна! Вам
здесь делать нечего! Хорунжий с вахмистром! Помогите перенести
пациента! Быстро! Быстро! Шевелитесь!
И сразу
после того, как мы уложили полковника на стол:
- Чего вы
ждёте, господа? Особого приглашения? Вон из операционной! Хорунжий!
Задержитесь!
Задержался
я только для получения полковничьей сбруи с полевой сумкой,
револьвером, и шашкой, после чего дождался очередного «Вон!» и
вымелся наружу. Там я и встретил Верочку.
Она стояла
у входа в палатку, комкая в руках сестринскую косынку. Просто
стояла и смотрела широко распахнутыми глазами на вход. Она не
плакала, просто почти до крови закусила губу и смотрела не моргая
туда, где был её отец.