А что с его
же подачи вытворяли с пленными красноармейцами во время Финской
войны? Куда большая часть из них делась, кстати? Влились в
дружно-цивилизованный финский народ? Хрен поверю. Тем более знаю я
из рассказов деда, в той войне участвовавшего, в каком виде финны
подкидывали для устрашения трупы взятых ими в плен бойцов. А
блокада Ленинграда, в которой всё те же финны активно участвовали,
бок о бок с Вермахтом? Короче, вспомнил я многое и настроен был по
отношению к горячему шведскому парню… Так скажем: не вполне
дружелюбно.
И
потому:
- Извольте
извиниться перед офицером, незаслуженно оскорблённым вами, господин
Маннергейм! - чеканю я, поднимаясь из-за стола, и продолжаю, - Чины
Отдельного корпуса такие же служащие Престолу и Отечеству офицеры,
как и все, здесь присутствующие. И служба их, да будет вам
известно, многократно тяжелее и опаснее перекладывания в штабе
бумажек с одного стола на другой. Посему не вам или иным штабным
поливать их грязью, господин Маннергейм. Извольте
извиниться!
Ага.
Проняло. Для «целого» барона обращение «господин» сродни пощёчине.
Вон морда красными пятнами пошла. Понравилось? Не ждал ответочки,
чухна тупорогая? А она еще и не начиналась. Давай – ляпни чё ни
то.
- Да как ты
смеешь… - начинает вставая барон, и я перебиваю:
- Я с вами
свиней не пас, и права обращаться ко мне на «ты» вам не давал. Вы
хам, господин Маннергейм. Извольте извиниться теперь и передо мной.
И коль скоро вы решите настаивать на своём хамстве – хорунжий князь
Борцич к вашим услугам.
Что такое?
Пасть открывать не просто на офицера, а на князя уже очково? Ссышь,
сучёнок? Выжидательно смотрю ему в глаза. Дожидаюсь своего – взгляд
виляет в сторону. И… Не успеваю я выдать очередную тираду… За моей
спиной раздаётся:
- Господа
офицеры!
В
присутствие входят новые действующие лица – Великий Князь и
жандармский ротмистр, руководитель работающей здесь
группы.
- Что здесь
происходит, господа? Просветите меня, князь?
М-да…
«Виновника торжества» в моём лице командир вычислил
сразу…
- Я требую
от господина Маннергейма, оскорбившего русское офицерство и меня
лично, извинений, Ваше Высочество.
- Вот как…
- тянет Михаил Александрович, смеривая Маннергейма ничего хорошего
не предвещающим взглядом, - Вы и здесь в своём репертуаре… господин
Маннергейм?