Помню, высокий противоположный берег, на котором сплошной стеной начинался лес.
Однажды, уже на втором году пребывания, оказавшись в этом лесу, мне уже не хотелось выходить из него. И всякий раз, смотря на него со стороны лагеря, я испытывал непреодолимое желание попасть в него и не выходить из него уже никогда.
Здесь долгое время мне пришлось работать на строительстве дороги и моста через реку Кулу. Самыми тяжелыми участками на строительстве были перевалы.
Скалы дробили кувалдой, вбивая в них металлические клинья. Тачку или сани, загруженные породой иногда до 300 кг, таскали в одиночку. На вершине перевала сильные ветра да еще трескучий мороз зимой. Термометр опускался порой ниже сорока градусов. Жили прямо на дороге в трубах по 20–30 человек. Строительство мостов начинали в зимнее время, как правило в ноябре. Рыли котлованы под быки до появления скальных пород. Затем начинали сборку моста из обработанных стволов лиственницы. На строительстве мостов работали в основном бесконвойные, но были и небольшие отряды заключенных из числа специалистов строителей, инженеров.
Здесь, на Колыме, к концу моего третьего года пребывания в плену я впервые встретил человека, отнесшегося ко мне с пониманием.
Тогда и даже сейчас это остается очень памятным событием в моей жизни.
Я ясно понял, что люди очень похожи друг на друга, несмотря ни на цвет кожи, ни на разницу в происхождении, богатство. Если только в людях живет божественное благородство, они всегда похожи. И как показала жизнь, это божественное живет и в сибирском таежнике, и в японском аристократе, и в лагерном зеке. Пожалуй, оно не способно жить лишь в идейном большевике. Это исключение только подтверждает правило.
К тому же я в это время довольно хорошо говорил и понимал по-русски, мне всегда это давалось легко.
Я начал понимать, что вокруг меня очень много хороших и благородных людей, которые не были ни военными преступниками, ни даже иностранцами. Они были русскими, поэтому судьба их воспринималась еще ужаснее. Так я перестал пенять на свою несправедливую судьбу.
С тех пор я заинтересовался, куда же выведет меня моя судьба. Я стал задумываться над тем, что, оставшись в живых и не лишив себя жизни, я становлюсь ее исследователем, ученым своей судьбы, пытающим свое тело в наказание за невыполненный долг.