Солдата просить дважды не пришлось. Он поднял ружьё и выстрелил.
Бруна дёрнулась, сбилась с шага и завалилась вперёд.
Я не сразу в это поверил.
Бруна мертва. Убита.
Разорву. Всех.
— Прекрасно, — сказал плешивый. — На чём я остановился?
На площади царила тишина, нарушаемая только моим рыком и
попытками сбросить путы.
— Ах да… Мы разговаривали про длинный язык… — плешивый посмотрел
на Гвина, так и лежавшего у его ног. — Видит Первый, я этого не
хотел.
А потом он поднял ногу и мощным ударом впечатал лицо мальчика в
камень.
Закричали люди. Закричал я. А человек всё поднимал и опускал
ногу. Поднимал и опускал…
После первого удара Гвин пробовал заслониться руками, пробовал
уползти, но куда там… Нога поднималась и опускалась…
Гвин затих. Но нога продолжала подниматься и опускаться.
— Пусть это будет вам уроком, мои друзья, — как ни в чём не
бывало, сказал плешивый окружающим, когда голова мальчика совсем
потеряла очертания, став почти плоской.
Мразь! Тварь! Ублюдок! Разорву его! Схвачу его голову и буду
долбить о камни, пока не расколется! Но прежде медленно выколю
глаза! Вырву язык! А потом и гортань!
Плешивый обошёл Амелию и задрал юбку.
Она не открывала глаз и плотно сжимала губы. По щекам текли
слёзы. Он имел её, даже не убрав меча с плеча. И смотрел только на
меня.
— Запомни меня, почти смертник. Хорошенько запомни. Меня зовут
Шинас Миако. Я старший альфа колонии Элграда. Запомни меня.
Спасибо, Шинас Миако, старший альфа колонии Элграда. Вырежу это
имя на твоём лбу, после того как прикончу!
Неторопливо и методично Шинас толкал Амелию, ещё больше
натягивая удавку. Она плакала. Губы перестали сжиматься и теперь
тряслись в рыданиях. Глаза оставались закрытыми.
— Скажи ему, как тебе хорошо, дорогая, не держи в себе, —
приговаривал Шинас время от времени.
Амелия молчала. Люди молчали. Только солдаты тихо
переговаривались и хихикали.
Это продолжалось долго. Слишком долго. Некоторые из толпы начали
расходиться.
Потом толчки начали набирать темп.
Амелия вцепилась в спинку стула, изо всех сил стараясь удержать
голову как можно выше.
Толчки становились все быстрее. Амелия хрипела, задыхаясь в
петле.
Из моей груди вырвался бессильный крик боли.
— Кричи, мой друг. Громче кричи.
И я кричал. Орал. Рычал. Рвался из пут.
Пока он не закончил.
Амелия так и не издала ни звука.