И однажды я поняла, что даже Антон придет и покается, это ничего не изменит.
Теперь я тоже не могу ему доверять.
Безвыходная и обидная ситуация раздавила морально.
Поиски правды ни к чему бы не привели. Я всю голову сломала, думая, как восстановить справедливость. Съедала себя, не спала ночами. Нет ничего больнее несправедливости от любимого. Я не верила, что он мог так обо мне думать…
Антон нависает над кроватью. Тень падает на спящего Степана.
– Это мой сын, Кира. Неужели ты думала, я останусь в стороне? Собирайся, поедешь со мной в столицу.
– Нет.
– Это твой выбор. Можешь поехать с ребенком, пока он маленький. Можешь остаться здесь. Но сына я заберу прямо сейчас.
Я не успеваю ответить. В дверь звонят.
– Антон Иванович, пришла пожилая женщина.
– Это моя мама! – вскидываюсь я.
Антон медлит, но решает:
– Впусти.
Дверь открывают, и я слышу мамин голос:
– Кто вы, где моя дочь?!
– Мам, я здесь!
Она влетает в комнату, как разъяренная фурия.
– По какому праву вы находитесь в этой квартире с моей дочерью? – нападает она на Антона, бросив на нас с Степанов взгляд, и убедившись, что мы невредимые ждем на диване, она немного успокаивается.
Мне в присутствии мамы тоже становится легче.
– Я приехал за своим сыном, – невозмутимо отвечает Антон.
– Вы в разводе. Вы сами подали на развод с моей дочерью, – с достоинством напоминает она, – и без всякого объяснения причин!
Я холодею.
Маме о причинах развода, озвученных Антоном, я не сказала! Просто язык не повернулся…
– Я причины не скрывал, вы ошибаетесь. Ваша дочь обокрала сейф моего отца. Вот, в чем причина, если вы не помните.
– Что?! – распахнутыми глазами мама смотрит на меня, словно переспрашивает, не показалось ли ей. – Он обвинил тебя в…в воровстве?!
Выговорить ей удается лишь со второго раза.
Она подступает вплотную к Антону, глаза горят и щеки раскраснелись.
– Послушайте меня, молодой человек! Вы полностью выжили из ума, если считаете, что моя дочь могла вас обворовать! Воспитать дочь воровкой я не могла! Как вы могли поверить в это?! Как осмелились?!
– У меня есть факты.
– У меня тоже! Моя дочь не могла этого сделать. Вы дурак, если считаете иначе.
– Прошу, тише… – вмешиваюсь я. – Вы разбудите малыша.
Он уже открыл глаза, личико сморщилось, и он заплакал. Сначала тихо и неуверенно, словно еще решает: кричать в полную силу или хватит слегка.