«Всеблагой, как же им буду править я? — пронеслось у меня в голове. — Он ведь меня скинет!»
Но пока правил мой «сосед», и конь, звонко цокая по камням двора, подошёл к уже распахнутым воротам.
— Да пребудет с вами милость Всеблагого, братья! — провозгласил Кэвин стоявшим у створки монахам. — Спасибо и прощайте!
Он дал коню шпоры, и животное с гневным ржанием устремилось с места в галоп. Мелькнули высокие стены аббатства, копыта глухо застучали по сухому тракту, и меня, как свежим ночным ветром в лицо, захлестнуло радостью.
Выбрались!
17. Глава 17
Не знаю, сколько лиг мы проскакали по тракту, но в какой-то момент Кэвин повернул коня на неприметной развилке и направил его к лесу или роще впереди. Тёмное на тёмном — попробуй различи, что это.
«Там же ноги переломать можно!»
Потому что если на открытом пространстве света звёзд и висевшего над горизонтом тонкого серпа месяца ещё как-то хватало, то под деревьями нас ждала кромешная тьма.
Кэвин не ответил, однако и в лес заезжать не стал. Пустил коня вдоль кромки, словно что-то искал, и наконец остановился, выехав на обширный луг, где косцы уже сложили первые стога сена.
— Отдохнём до рассвета, — сообщил Кэвин, спрыгивая на землю. — Ты когда-нибудь ночевала на сеновале?
Мне захотелось закатить глаза.
«Вы издеваетесь?»
— Нет, просто подшучиваю. — Мой «сосед» снял с коня седельные сумки. — Значит, будет ещё один новый опыт, чтобы внукам рассказывать.
«Ни за что! — содрогнулась я. — Рассказывать о таком позоре!»
Кэвин хмыкнул, однако рассёдлывать нашего скакуна принялся без комментариев. Затем привязал его к невысокому кусту и вместе с поклажей забрался в ближайший стог. Зарылся в приятно пахнущее сено, положив седло под голову, и со словами:
— Всё, всем спать, — закрыл глаза.
Я ещё подумала, что надо подождать, пока он уснёт покрепче, а затем отобрать контроль над телом, но после всего пережитого на меня навалилась просто жуткая усталость. И под перешёптывание ветерка в раскидистых кронах я заснула так крепко, словно спала в своей постели.
Зато утро ясно показало, что сено от перин Хайхолда отличается кардинально. У меня болело всё: спина, бёдра, даже пальцы и запястья. Выбираясь из стога в розовато-серых сумерках, я не удержала страдальческий стон, и Кэвин в своей манере меня утешил: «Это из-за нетренированности. Два-три дня таких нагрузок, и привыкнешь».