— Не могу ничего поделать с этим. День был напряженным. Тело требует расслабиться. А рядом такая теплая ты.
Я поворачиваюсь к нему, едва подумав об этом.
— Ты серьезно?
— Да, — отвечает тот, принявшись отбивать такт ногой. — Задница у тебя красивая.
Не думала, что меня способно удивить хоть что-то после всего, что произошло за день. Но это случилось. Грубый комплимент обжег внутренности. Вот только я отмахнулась от него. Не хватало только раскиснуть!
— Я не об этом, а о напряженном дне. Это тебя назвали профурсеткой, употребив все возможные и невозможные синонимы?!
— Их было так много? — уточняет он, удивившись.
— Достаточно, чтобы постричься и уйти в монастырь.
— Значит много? — спрашивает И.С., замерев на мгновение.
— Двое.
А если с Головиным, то трое. Но последнего я не беру в расчет, потому что контрацептив заставил ненавидеть себя иным образом.
— Ты не мог бы перестать дергать ногой? — прошу я, осознав, что напрягаюсь от этого тика. — Это ужасно нервирует.
— Нет. Мы же совокупляемся. Без огонька, но все же.
Сказанное будничным тоном заставило меня понять, что испытывает форель на берегу. Я несколько раз открыла и закрыла рот не в силах сказать хоть что-то.
— Ты! Я бы не стала спать с тобой!
— Так речь ведь идет не о тебе, а о Буровой, — замечает он, опустив лицо и сверкнув на меня темными камнями глаз. — Так что, если передумаешь, то просто скажи.
Не знаю, что произошло, но в этот момент я как будто увидела другого Кронглева. Словно он только притворялся хамлом, а на деле думал о чем-то ином. Он не стал напоминать, что мы уже переспали, употребив какое-нибудь мерзкое словцо вроде "совокупляемся".
— Это тебя затолкали в машину, угрожая оружием? — спросила я куда спокойнее, чем прежде, озадаченная явившимся открытием. — Дважды.
— Единожды. Я не угрожал тебе стволом, а обещал закопать и прокатить в багажнике.
Он издевается, да? Он точно издевается!
— Это меняет дело!
— Точно, — подтверждает Кронглев, подтянув меня вровень со своим лицом.
До этого я, можно сказать, рассматривала контуры его подбородка.
— Кто назвал тебя путанессой и Белоснежкой?
Я открываю рот, чтобы ответить. Но имя Бурова застревает в горле, потому что я понимаю, к чему он ведет все это. Стоит мне назвать его, и он утвердится в мысли, что я та еще стерлядь.
— Это не важно, — отвечаю я быстро и пытаюсь отвлечь его. — Зачем ты притащил меня сюда?