Платон откинул две папки в сторону и, раскрыв третью на столе, глухо усмехнулся.
— Марианна, значит. Ермакова. Чёрт! — покачал головой мой кошмар наяву с улыбкой на губах. — Охренеть! Мара мне нравилось больше.
Платон так быстро оказался рядом, что я даже среагировать не успела. Он притянул меня к себе, и губы обожгло поцелуем, который пустил по телу такую вибрирующую волну, что я чуть было равновесие не потеряла. Почувствовала себя снова семнадцатилетней девочкой, которая ждала каждый вечер своего «спасителя», сидя на причале. А когда видела Его, сердце замирало на секунду, сжималось в груди до боли, а потом и вовсе пускалось в пляс. Я не могла поверить, что, оказывается, не больна да и не была никогда, кроме того депрессивного состояния из-за развода родителей.
— Столько лет прошло, а меня до сих пор колбасит от тебя, — усмехнулся Платон, крепко стиснув меня в объятиях.
Я не сразу осознала, что мы делали и где. Платон заметил, как я смутилась, и оборвал контакт между нами. Он резко изменился в лице. Физиономию перекосило от злости. И неожиданно для меня Никольский перешёл на крик:
— Ты уехала! Даже не попрощалась! Ты бросила меня там одного! Я три дня ждал тебя, Мара! Три долгих дня!
А у меня не нашлось слов, чтобы оправдаться. Тогда решала не я.
— Меня увезли. Мы уехали в спешке. Помнишь тот вечер, когда ты не пришёл? — Платон от моих слов нахмурил брови. — В тот вечер я ждала тебя. Хотела попрощаться или взять хотя бы какой-нибудь контакт для связи. Но ты не пришёл…
— Мой отец. Это всё он, — прошептал Никольский.
Мне словно пощёчину дали. Я в ужасе посмотрела на него.
— Я даже записку не смогла написать. Вернулась домой, чтобы оставить хоть какую-то весточку, но Паша засунул меня в машину, и мы уехали. А потом я начала лечение…
— Лечение? — выпучив глаза посмотрел на меня Платон. — Снова?
— Мне никто не верил, что некий Тоха помог мне выйти из депрессии. Ведь никакого Тохи или Антона не проживало там. Мама с бабушкой скептически смотрели на меня. Они думали, что я придумала тебя. Психолог сказал, что ты лишь образ. Вот и всё, — пожала плечами под конец.
Платон неожиданно снова сорвался на крик смешанный с рычанием:
— Но я здесь! Я настоящий! Я должен был прийти в тот день, Мара. Прости!
5. Глава 4. Мара
Тринадцать лет назад…