Вначале взгляд царапнуло очередным появлением грузчика с очередной увесистой поклажей на его мощных плечах и спине уже через несколько секунд после его «исчезновения» в грузовом трюме. Эвелин едва не подскочила на месте, запаниковав совершенно не вовремя и не кстати.
- Поспеши, Эва, а то ведь затопчут и не заметят, кто это был.
Ехидный голос Софи и поддержавшее её хихиканье остальных сестёр Клеменс сделали своё чёрное дело, подтолкнув девушку в нужную им сторону. Возможно, не последнюю роль сыграла лёгкая дезориентация в пространстве и связанная с нею паника. Эвелин было «метнулась» туда, где стоял Джошуа и Лилиан, надеясь дойти до них и обойти охраняемую ими тележку раньше, чем это сделает молодой грузчик, но она не учла ещё одного человеческого фактора, а точнее, наблюдавшей за её спиной юной интриганки. И конечно же не ожидала, что София сделает следом за ней пару крадущихся шагов, закрывая на ходу свой зонтик от солнца и…
Удар был почти неощутимым, вернее, Эва так и не поняла, что это был удар – от зонтика. Не настолько сильный, чтобы выбить из рук девушки саквояж, но достаточно меткий и вымеренный, чтобы попасть по слабому замку и добиться желаемого результата.
Его просто вывернуло, практически наизнанку, раскрывшись всем содержимым навстречу головокружительному полёту на грубый булыжник причала и за считанные мгновения облегчая тяжёлую ношу в руке своей хозяйки. И это во истину было ужасно.
Когда все твои ценные вещи – аккуратно сложенные баночки-коробочки с весьма дорогостоящими красками, тушью, пастелью, угольками и прочими художественными принадлежностями буквально сыплются барабанным дождём по твёрдому камню, разлетаясь во все стороны, подобно обезумевшим беглецам. Кажется, в твоей груди на очень долгое время замирает не одно только сердце… Замирает всего на какую-то мучительную вечность вместе с дыханием, мыслями и сжавшимся в тугой комок эмоциональным шоком, чтобы вскоре долбануть по рёбрам и вискам разрывающим спазмом болезненной аритмии.
- Ядрёна ёнда**… - грубый, сиплый баритон, резанувший слух несдержанной руганью, видимо решил приложить Эвелин тем самым нежданным контрольным в самый неподходящий для этого момент.
Казалось, в те мгновения рухнуло не содержимое саквояжа девушки, а весь окружающий мир, и она вместе с ним, прямо на подкосившиеся коленки, мечтая разбиться о прогретый южным солнцем камень на более мелкие осколки, чем это произошло с парой пузырьков масляной краски. Её не просто трясло, выколачивая костной лихорадкой остатки здравых мыслей и хоть какой-то способности воспринимать происходящее в истинном положении вещей. Тогда ей реально хотелось умереть или как-то испариться, исчезнуть в мгновение ока с лица земли и с глаз человека, под ногами которого рассыпалась самая дорогая сердцу частица всей её жизни. А когда его тяжёлый, грязный ботинок по движимой инерции нехилого тела ступил на рассыпавшиеся листы бумаги с последними эскизами Эвы и с хрустом раздавил на одном из них палочку угольного карандаша, девушка чуть было не застонала в полный голос, словно это был не рисунок, а её собственная рука с треснувшими фалангами рабочих пальцев.