Хмурый расставил четверых людей по периметру, на случай, если
шакалы всё-таки передумают. Парни были без огнестрела, но все с
парными клинками. У ближайшего к нам были боевые изогнутые серпы на
длинных рукоятках, у следующего примерно то же самое, но прямое, по
типу камы. У третьего, скорее всего, что-то типа тяпок — прямо
мирные фермеры.
— Это они так отсутствие когтей компенсируют, — прошептал Датч,
заметив, куда я смотрю.
— А что у них за геномы?
— В основном циветты и мусанги, — ответил Датч. — Ловкие, как
черти. По деревьям лазят, чуть ли не как ниндзя. Сами зверюги-то
мелкие, но я слышал, что на земле их очень ценят.
— Это за что?
— Да ты что? Ты такие вещи сам должен знать! — усмехнулся Датч.
— Или ты кофе не любишь?
— Ну так, без фанатизма, — пожал я плечами, начиная что-то
вспоминать.
— Самый дорогой вид кофе, копи-лувак или как-то там. Я по
молодости думал даже с Землей торговать. Полезные ископаемые
подмяли почтовые, там всё строго. Но порой что-то ещё можно
протолкнуть. Для фармацевтики, парфюмерии. И вот кофе вот это вот,
особое. Его, значит, сначала скармливают мусангам, а потом то, что
сзади вышло, то и продают.
— Вот прям из этих вышло? — я показал пальцем на
контрабандиста.
— Да иди ты, — обиделся Датч. — Конечно, из изначальных доноров.
А что? Поймал их пару десятков, покормил, подождал чутка и
килограмм за штуку евро. А по курсу на аркоины…
Датч задумался, видимо, пересчитывая. Но курсом уже не
поделился. Хмурый с помощниками вскрыли землю посреди поляны. Две
довольно больших створки подняли вместе с землей и растущей на ней
травой. Несколько веточек и какой-то мусор сразу же скатились по
сторонам, но в остальном всё держалось так, будто здесь газон
рулонами высаживали. Открылся вид на длинный пандус, уходящий под
землю под довольно острым углом. Не особо широкий и высокий, ровно
под наши грузовики. Что-то более широкое, там бы уже не прошло.
— Так а эти чё? — напомнил я Датчу, когда машина тронулась.
— Эти ни чё, — скривился голландец, махнув на меня рукой. — Но
кофе любят. Повнимательней будь, что-то мне неспокойно.
Как стояли паровозиком перед поляной, так и тронулись в тёмное
нутро Аркадии. И чем глубже забирались под землю, тем больше во мне
просыпалось какое-то смутное беспокойство. Кажется, генетическая
память собиралась взбунтоваться. Не нравится шакрасу замкнутые
пространства ниже уровня моря.