О последнем акте этой нелепой истории – слово «драма» язык не поворачивается сказать – отец мне рассказал. Как-то крепко выпил – и рассказал. Вообще, батя мой почти не пил. И не умел. Но один раз что-то случилось – может быть, это была какая-то годовщина памятной даты или еще что-то – и он крепко приложился к бутылке. И рассказал мне, семнадцатилетнему дятлу, как так получилось, что из всей родни у меня только он – Юрий Алексеевич Гагарин. Космонавт без номера.
В общем, терпели в приличной семье безродного голодранца недолго. А потом, когда мне было года три, наверное – послали нас с батей на хрен. Именно так. Не только его – но и меня тоже.
«Ну, подумай сама, какой от этого идиота может быть сын? Такой же никчемный идиот, как он сам! Там генетика, Ада! Нормальных детей в мусорный бак не выбрасывают. Наверняка, от алкашей приплод. Это генетическое отребье! Все, подурила – и хватит. Уезжаем».
Я не знаю, были ли эти фразы дословными. Судя по тому, что отец повторял их раз за разом, точно, не меняя ни одного слова – наверное, да. Слова, сказанные отцом Ады.
И они уехали. Далеко. За океан. Там у них дела, какой-то бизнес. А отец остался тут. Со мной.
Я без понятия, как он смог защитить диплом со мной на руках. Ведь я тогда был еще в совсем сопливом возрасте. Но как-то сумел. Образование у отца самое что ни на есть бесполезное и бестолковое – историк. Первое время влиятельный и состоятельный бывший тесть помогал «генетически ущербному» бывшему зятю – так понимаю, деньгами и тем, что отца взяли на работу в какой-то НИИ. Не понимаю, какой НИИ может быть у историков, ну да это и не важно. Как-то, в общем, отец трудоустроился. Как-то, в общем, растил и воспитывал меня. Хотя воспитывал – это громко сказано. А, может, и нет. Я как-то быстро привык к тому, что у меня отец не такой, как у всех. Рассеянный, всегда погруженный в свои мысли, непрактичный. В какой-то момент квартиру пришлось продать – я подозреваю, что задешево – и переехать в ту, которую я назвал клоповником. Ну, по сравнению с просторной двухкомнатной квартирой, оставленной нам отцом Ады, комната в коммуналке – клоповник.
Я быстро понял, что не стоит ждать от отца чего-то… чего-то сверхъестественного. Чего-то, что превосходило бы его возможности. Помню, как в третьем классе он мне на сладкий стол на Новый год в школе выдал банку сгущенки со словами: «Ну, сладкая же». После родительских собраний, на которые отец приходил через раз, учителя обычно становились ко мне чрезвычайно лояльны.