– Сопливый, – не на шутку разобиделся Иван. – Да я недавно… – начал он – и осекся.
Дальше начинался рассказ о том, как забитое, безвольное существо вдруг неясным образом превратилось в убийцу. А об этом знать не следовало даже этому ненормальному лейтенанту, которому, что человека прихлопнуть, что таракана – труд одинаковый. Но лейтенант ничего не заметил. Зато он заметил другое:
– С рукой что?
– Ничего, – буркнул Иван.
– Понты будешь дома перед телками колотить. Давай сюда палец.
– Да я…
– Руку, военный!
Иван нехотя подчинился.
Лейтенант как-то радостно схватил его за руку с синим, распухшим суставом у основания большого пальца, зажал ее между коленей, схватился за палец и с силой дернул на себя, слегка довернув его в конце движения. Хрустнуло снова. Иван заорал, не столько от боли, сколько от неожиданности.
– Вот теперь порядок, – сказал лейтенант, осмотрев руку и с неохотой ее отпуская, так как отрывать от нее больше было нечего.
Иван с удивлением осмотрел кисть. Боль утихла, и, похоже, опухоль начала спадать.
Выходя из зала, Иван понял, почему у него не было злобы на этого человека, изрядно поиздевавшегося над ним вчера. Среди полковых офицеров Калашников тоже был один. Одинокий волк-убийца, на чьем счету было немало чужих жизней. Два волка – матерый и молодой – сначала грызлись, после – обнюхались и признали друг в друге общую кровь. Потому и прошла ненависть. Ворон ворону глаз не выклюет…
Первые месяца полтора Иван был для лейтенанта вместо груши. В прямом смысле на своей шкуре он изучал болевые точки и уязвимые места, которые ночью не давали уснуть, помеченные на тренировке лейтенантовым кулаком. Зато Иван быстро научился их защищать и сам наносить ответные удары. Правда, с Калашниковым это не очень выходило – разве только тот специально раскроется. Но уж на мешке Иван «отрывался» на всю катушку. Видать, не зря до потери сознания отжимался до этого по ночам – удары на глазах становились техничнее, хотя нужной мощи в них еще не было.
– Ничего, – говорил Калашников. – Уйдешь на дембель, найдешь на гражданке нормального тренера, который не заставляет крутить ката и не поёт про высокий смысл единоборств, а учит тому, что нужно в реальной драке. Качаться начнешь, отожрёшься как следует – будет из тебя толк…
Шло время, измеряемое теперь не подъемами и отбоями, а часами тренировок. Иван составил календарь, по которому получалось, что до дембеля ему нужно отработать в спортзале тысячу триста часов. По два часа каждый день – утром и вечером, перед отбоем. И если он не укладывался в график, то на следующий день обязательно наверстывал упущенное.