– Есть колдуны… есть…
* * *
Николай зашёл в избу, поставил в угол топор, зачерпнул ковшом из кадки воды, собираясь попить с устатку после колки дров, да так и замер, не донеся ковша до рта.
Дед Евсей сидел за столом и запросто, будто щи ложкой хлебал, разбирал на части массивный чёрный немецкий «вальтер». Уже собранный и снаряженный патронами наган лежал рядом. Здесь же на столе поблескивали ребристыми боками несколько «лимонок».
– Ты чего это задумал, дед? Война-то, почитай, лет двадцать как кончилась, – захлопал глазами Николай, ничего не понимая.
– Для кого кончилась, а для кого как бы не началась.
Евсей Минаич закончил разбирать пистолет, где-то протер, где-то смазал и начал собирать обратно.
– Про Гришачиху слыхал?
Николай кивнул.
– Так вот, цыганка, что её вылечила, опосля на вас показала, будто вы на бабку порчу напустили. Деревня гудит, кое-кто уже и колья готовит. Ктой-то Таньку вспомянул, так народ вообще озверел. Небось скоро гости пожалуют.
Дед закончил собирать пистолет, с треском загнал в него магазин и передернул затворную раму.
– А мы гостям-то гостинцы приготовили… Стало быть, просто так не дадимся.
– Откель у тебя всё это, деда? – Миролюбивый Колька всё ещё не мог прийти в себя от изумления.
– С войны запасец, Коленька, с войны. У справного хозяина всё должно быть. А нынче нам и энтот запасец, глядишь, пригодится…
– Идут, деда, – вбежала в избу Натаха. – Всей деревней и с кольями…
Евсей Минаич щелкнул предохранителем, взял «вальтер» за ствол и протянул его Кольке.
– Ну вот что, Коленька, хватай немца – и с Натахой на печку. Кто войдет – бери на мушку. Ежели я замешкаюсь – стреляй. От тебя теперича и её жизнь зависит…
Дверь распахнулась от удара. В дом, толкаясь плечами, влетели три брата – кто с колом, кто с топором – и ринулись внутрь, со свету не разбирая, что к чему в полутемной избе.
Дед Евсей пальнул из нагана в потолок. На резко затормозивших братьев сверху посыпалась труха. Они стояли, хлопали глазами, привыкая к полутьме, и, наконец, разглядели деда, державшего их на мушке, и ещё один черный дульный срез, выглядывающий из-за печной трубы.
– С чем пожаловали, соколики? – почти ласково спросил дед.
Парни сопели, сверля пол взглядами, полными бессильной злобы. Наконец, старший выдавил:
– Твои сучата на нашу мамку порчу напустили. Порешить их надобно, чтоб другим неповадно было.