Ко мне приближается тень человека. Нет! Я вскрикиваю и срываюсь в сторону. В душе понимая, что не успею, что выхода нет и что убийца меня догонит. И он действительно догоняет.
— Стоять!
Я резко меняю направление, бегу в другую сторону, спотыкаюсь об очередную корягу, падаю, вскакиваю.
— Да стой же, зараза!
Я вскрикиваю, когда меня хватают за руку. Начинаю отбиваться и дергаться.
— Пустите меня!
— Замри! — рычит мужчина.
Таких называют косая сажень, Мощный, квадратный в плечах, одетый в странную одежду то ли исторического реконструктора, то ли ролевика: кожаная куртка, перевязь с болтающейся шпагой, высокие ботфорты, плащ свернут и перекинут через плечо.
— Не перестанешь, убью! — рычит мой преследователь и замахивается для удара.
Я отшатываюсь и падаю на колени.
— Пустите! Я вам ничего не делала! Я вообще тут случайно оказалась.
Я дергаюсь. Платье трещит, и я умудряюсь вырваться из рук убийцы, оставив ему обрывок рукава. Собираюсь дать деру на четвереньках, когда меня хватают за лодыжку и тянут по земле назад. Мне в рот забивается хвоя, и я отплевываюсь. Меня грубо вздергивают и ставят на ноги.
Я оказываюсь нос к носу с этим мордоворотом. Его лицо пересекает шрам, а нос был явно переломан, и не один раз. Мужик, не особо церемонясь, хватает меня за горло и тянет к себе. Я хриплю задушенно и царапаю его руку ногтями.
— Ничего, смазливая, — равнодушно заявляет мне косая сажень.
Перехватывает меня за талию и прижимает к себе, обдавая запахом… Черт! Меня снова начинает мутить. По сравнению с этим давешний пират из бара пах, как майская роза. От лесного же мужика разит застарелыми носками, которые месяц вымачивали в кислых щах. Этого мой и без того травмированный организм не выдерживает, и изо рта прямо на насильника извергается очередная порция рвоты.
— Да грах-х-х тебя побери! — ревет детина и отшвыривает меня, так что я снова падаю.
Поднимаюсь и застываю на месте, с ненавистью глядя на противника. Вытираю рот оставшимся рукавом платья. Сердце стучит, как молот по наковальне. Воздух режет горло осколками льда. Мне так плохо, что где-то в глубине души всплывает секундная малодушная зависть к тому распотрошенному телу в лесу. У нее-то, по крайней мере, все уже позади. А вот что со мной сейчас сделают? Хоть бы только убил не мучительно, обреченно думаю я.