— Вот гад! — Коля едва сдержал
себя. — Пока Гурова трясут, этот ворует как у себя дома!
— Спокойно, — остановил его
Пашка. — Рано кричать. Мы должны быть уверены наверняка.
Три дня мы так дежурили по
очереди, меняя друг друга на посту у окна. Прохоров появлялся
каждый вечер — осторожный, внимательный, всегда с сумкой. И на
четвертый день неподалеку затормозили старенькие "Жигули", из них
вышел мужчина в потёртой куртке.
— Пашка, пиши номер, быстро! —
прошептал я.
Прохоров сунул мужику сумку,
получил конверт и растворился между гаражами, а "Жигули" исчезли в
темноте.
— Теперь всё ясно как день, —
выдохнул я. — Завтра идём к Дубову.
Но утром нас подстерегла новая
напасть. Гуров стоял у входа в казарму, ссутулившись так, будто на
плечи легли все армейские уставы разом.
— Товарищи курсанты… — голос
дрожал. — Меня отстранили от должности. Завтра комиссия решит мою
судьбу.
— Товарищ прапорщик! — я не
выдержал, — а если мы знаем, кто ворует боеприпасы?
Гуров вздрогнул так, будто ему
в лицо плеснули ледяной водой.
— Что вы сказали, курсант
Семёнов?
— Мы видели всё своими
глазами. Курсант-старшина Прохоров встречается с кем-то и передаёт
ему сумки со склада.
— Вы уверены? Это не шутки! —
глаза прапорщика загорелись.
— Готовы дать показания, —
твёрдо сказал Пашка.
И через час нас вызвали к
подполковнику Дубову…
— Так, товарищи курсанты, —
медленно проговорил он после нашего доклада. — Если врёте —
отвечать будете по всей строгости. Если правда — честь вам и хвала.
Готовы к проверке?
— Так точно, товарищ
подполковник! — выкрикнули мы хором.
Операция же прошла на
следующий день. Прохорова взяли с поличным — он только что передал
партию учебных снарядов своему "покупателю". И выяснилось, что
боеприпасы шли "чёрным копателям" — тем самым искателям военных
артефактов для своих экспериментов и раскопок. А когда всё
закончилось и напряжение спало, Гуров собрал нас у
казармы.
— Товарищи курсанты… Вы спасли
мне не только карьеру. Вы сохранили моё имя! Спасибо
вам.
Он смотрел на нас так, будто
впервые за всё время увидел не просто курсантов, а настоящих
товарищей по оружию. Его глаза блестели, голос дрожал от
напряжения.
— Товарищ прапорщик, —
выдохнул я, — мы не могли допустить, чтобы честного человека
обвинили в том, чего он не совершал.
Но на этом всё не закончилось.
Через пару недель ко мне подошёл Михаил Молотов — тень, а не
парень, всегда держался особняком.