— Меня-то отпустите, — напомнил о себе пьянчуга. — Я же вам все
рассказал.
— Отпустим, — улыбнулся я и с любопытством спросил, — а почему
вы купили такой дорогой коньяк?
— Люблю шикарную жизнь, ваша милость, — приосанился Пенчуга. —
Один раз живем.
— Теперь поживешь у меня в кутузке, — пригрозил ему
Прудников.
Я покачал головой.
— Не стоит, Степан Богданович. Я дал этому господину слово, что
мы его отпустим.
— Но это же свидетели, Александр Васильевич.
— Ничего страшного, — улыбнулся я. — Все, что ему было известно,
он уже рассказал.
Городовой отпустил пьяницу и сдвинул решетку люка в сторону.
— Тяжелая, — пожаловался он, роняя чугунный блин на
мостовую.
Во дворе раздался гулкий звон. Перед нами открылся черный провал
канализационного люка. В стену вместо ступенек были вмурованы
ржавые скобы. Далеко внизу тихо булькала вода. Пахло из люка так же
отвратительно, как за занавеской в камере Жадова.
— Лезь туда, — кивнул Прудников городовому.
— Я? — изумился полицейский.
— Ну не я же, — недовольно ответил Степан Богданович. — Или ты
хочешь, чтобы господин Тайновидец туда спускался?
— Грязно там, ваше благородие, — нерешительно ответил
городовой.
— Лезь, кому говорю, — рявкнул Прудников.
Городовой неохотно полез в люк.
— Фонарик у вас есть? — спросил я.
— Есть, ваше благородие, — печально ответил городовой.
Что-то, недовольно бормоча себе под нос, он скрылся в темноте
люка. Мы услышали, как он шлепает сапогами по воде. Затем внизу
заметался тонкий луч фонарика.
— Ну что там? — крикнул ему Прудников, наклонившись над
люком.
Пьяница тоже подошел к нам и с любопытством заглянул в вонючую
темноту.
— Ничего он там не найдет, кроме крыс, — доверительно сказал он
мне.
— Посмотрим, — улыбнулся я, и оказался прав.
— Есть, ваше благородие, — донесся из-под земли торжествующий
голос городового.
— Вырезай! — скомандовал ему Прудников.
Городовой пыхтел, хватаясь за ржавые скобы. Я видел сверху
плоский блин его фуражки, к которому прилипла паутина.
Выбравшись из люка, городовой пошарил в кармане и протянул нам
грязную ладонь, на которой лежал золотой браслет.
— Вот, — торжествующе сказал он, — за скобу зацепился.
— Вот вам и улика, Степан Богданович, — улыбнулся я.
— Повезло, — с завистью вздохнул пьянчуга. — А может того,
господа хорошие? Продадим цацку, а деньги поделим по-честному. Я
знаю, кому ее сбыть. У вас ведь жалованье-то маленькое.