— Гребешки храните, как честь свою в той жизни! — Праскева раздала каждой по костяному гребню. Лада свой брать не хотела, больно похож на тот, что ей несостоявшийся жених, приказчик Тихон, подарил. Купить крепостную хотел, получить над нею власть в полной мере и незапятнанным перед Богом остаться. Не просто так, мол, девку пользует, а женой венчанной сделал!
— Бери, говорят! Наверху волосы сохнут быстро, нельзя тебе так просто разгуливать! — Праскева нахмурилась, но вскоре погладила Ладу по щеке.
Черты лица их «старшей сестрицы» вдруг сделались расплывчатыми, поплыли, будто рукой невидимой их размазали, и Ладе померещилась древняя старуха, колдунья, какими их в народных преданиях рисовали: седая, с обручем на распущенных волосах, нос крючком, щёки впалые, но зубы ещё крепки, и сама она как старое дерево, лысое и голое, но скрипит и будет скрипеть ещё лет сто.
— Как волосы станут сохнуть, голову разморит жаром, так проведи пару раз по волосам гребнем, и снова собой станешь, — Василина взяла на себя роль наставницы. Она крутилась рядом, подсказывала, Лада должна была быть ей благодарна, но вместо этого испытывала раздражение: не отвяжешься теперь
На поверхности вдруг сделалось холодно, хотя ветра не было, Луна согревала не хуже дневного светила, и вокруг дышало разгоряченным воздухом макушка лета. Значит, немного времени прошло, отец ещё не позабыл единственную кровинку, барину не в чем его винить, оставит убитого горем старика в живых.
К счастью, дрожь быстро прошла. Тело привыкло к ночной прохладе, хотя память и сердце, холодное теперь, неживое, но всё же хранящее тягу к чувствам, наполнявшим его при жизни, звалообратно.
— Это так всегда, — Василина и тут оказалась тут как тут. Всё примечала, ещё и мысли читать умеет, надо думать осторожно. — Привыкнешь, но здесь нам долго быть негоже, держись у воды, у озера. В нём теперь твоё спасение.
Лада кивнула и все мысли направила на благодарность спутницам, думала о радости, которую принесёт встреча с той самой ивой, под которой они с Богданом целовались и давали друг другу клятвы, коим не суждено было исполниться. Успокаивала проклятую душу и отворачивала возможные подозрения.
Впрочем, за ней особо не следили. Девушки взялись за руки, Праскева первой подала ладонь Ладе, и принялись водить хоровод да затянули песню. Лада знала их все наперечёт, от них хотелось плакать, но становилось легче.