— Простите, — обращаюсь я к ним, но они оттесняют меня в сторону, словно я не человек, а какая-то вещь, и по прежнему не говоря ни слова, молча уводят лошадей, падающих с ног от усталости после долгого изнурительного перехода.
С тоской смотрю на дорогу, по которой мы сюда приехали.
Надо было бежать, когда была возможность.
Перевожу взгляд на лес и вдруг вижу черную тень, перебегающую от одного толстого ствола дерева к другому. В сердце тут же вспыхивает огонек надежды. Неужели это он? Неужели тот самый волк? Вдруг тень замирает и я вижу два желтых глаза, что смотрят прямо на меня.
Ошибки быть не может, он здесь, он шел всю дорогу за нами.
— Прячься, говорю я одними губами, боясь, что монахини заметят его и скажут охране. Но по счастью, они ухаживают за лошадьми и смотреть на лес им нужды нет. И мне кажется, что даже если бы они были свободны, они бы просто стояли на месте, тупо уставившись в землю. Настолько пустыми и безжизненными кажутся их лица.
Что с ними тут делают?
Нужно бежать отсюда как можно скорее. Но я не могу бросить Клементину.
Вспоминаю, как жестоко избивала ее мать Плантина у всех на глазах, а другие, во главе с Бэкки держали меня за руки, когда я, рыдая, пыталась остановить это безумие.
Больше, чем ненависть к старухе, меня раздирало только чувство злости на саму себя. Надо было бежать тогда, надо было, а я решила вернуться, и из за меня Клементине досталось.
Я залезаю в повозку и сажусь рядом с подругой.
— Прости меня, — говорю я ей. — Это я виновата.
Она открывает глаза, заплывшие синяками и смотрит на меня. Разлепляет потрескавшиеся губы и хриплым больным голосом произносит:
— Конечно виновата, Элис, кто же еще? А еще, ты виновата, что мать родила меня на этот проклятый свет.
Она пытается улыбнуться и кашляет.
— Ты можешь идти? — спрашиваю я, едва не плача глядя на нее.
— Не знаю… ощущение такое, что по мне проехалась повозка, а потом затоптали лошади. Ух и тяжелая рука у этой суки.
— Она за все заплатит, я клянусь тебе, — говорю я, помогая Клементине подняться и сесть.
— Надо было нам уходить в лес, — говорит она.
— Мы сбежим, — говорю я, — пока я не знаю, как но сбежим отсюда, нужно добраться до моего старого дома, там кое что есть, кое что очень важное. Ты ведь поможешь мне?
— Прости подруга, сейчас я могу только стонать и жаловаться на жизнь, — говорит Клементина, опуская ноги с повозки и с моей помощью осторожно ступая на землю.