— Огнестрелами — бей!
Ведомые вождем дружинники успели довольно неплохо снарядиться.
Выстроившись пусть и в ломанную, но шеренгу, они дали залп поверху
голов сражающихся, снеся роем свинца врага, занявшего надвратную
галерею.
— Вперед! Самопалы к бою!
Протиснувшись сквозь плотный строй дерущихся в узком проходе,
свежие дружинники разрядили во врага по паре кремневых (а у кого и
колесцовых) самопала, сократив численность врага еще как минимум
вдвое. После чего Вагадар выхватил двуручник и с яростным ревом
повел воинов в рукопашную схватку.
Удар дружинников вождя был страшен — у них, ведомых живым
знаменем, воином, не знавшим поражения в боях, словно выросли
крылья. Их клинки замелькали вдвое быстрее, сея смерть и панику
среди врага.
Вагадар же, яростно орудуя мечом, пробивался к воротам. В его
сознании уже забрезжила пьянящая надежда на спасение — закрыть
врата, перебить противника во внутреннем дворе, очистить башни...
После чего с их количеством огнестрелов можно продержаться на
изрядных запасах еды и пороха сколько угодно. По крайней мере до
того момента, как придет помощь.
А она обязательно придет...
Мощный удар сверху вниз — и противник с перерубленным черепом
подламывается в ногах, оседая перед свирепым вождем. И тут же блок
клинком сверху, парируя атаку секиры; мгновенный перевод слева
направо, сбрасывающий топорище с меча, — и стремительный укол,
пронзивший плоть врага чуть ниже шеи.
Нырок под размашистый, рубящий удар — и сталь двуручника
разрубает мышцы под ребрами противника. Следующий враг просто не
успел поставить блок — бросок Вагадара вперед и его удар были
чересчур стремительны даже для горца. Только голова подлетела
вверх, навсегда прощаясь с туловищем...
Торжествуя, вождь бросился к освободившимся створкам ворот — и
замер, не в силах пошевелится. С противоположной стороны на него
уставился черный зев орудия. Через мгновение его ослепила вспышка,
ставшая последним, что увидел в своей жизни вождь горцев, — картечь
разорвала его тело на множество кусков.
Великий ковыль, курултай торхов
Шагир-багатур
Барабаны... Барабаны... Их ровный, мерный рокот на протяжении
вот уже нескольких дней все сильнее выматывает душу; они гремят
словно не в стороне от шатра вождей, а прямо в голове, в висках. И
где-то там, в глубине сознания, мне отчего-то кажется, что их
ровный, мерный бит посвящен не курултаю, а торжественным похоронам.
Моимпохоронам.