Я кивнула, отодвинулась на край нар, чтобы ему хватило место, но брат Михаэль сел совсем рядом, прижавшись своим бедром к моему. Я попробовала потесниться еще, но двигаться было некуда, только если встать… Но прежде, чем я начала подниматься, Михаэль обнял меня за талию.
— Что ты делаешь? — растерялась я. Попыталась оттолкнуть его, но свободной рукой он поймал мое запястье.
— Тебе говорили когда-нибудь, что ты очень красивая?
— О чем ты? — Я попыталась дернуться, но он крепко прижал меня к себе, не забывая удерживать и руку — так что и шелохнуться не получилось.
— Красивая, нежная, невинная… и все это не достанется никому, — продолжал он, заглядывая мне в лицо.
— О чем ты? — повторила я, по-прежнему не понимая. — Мы посвящаем себя Фейнриту, и обеты…
Он покачал головой, склонился к моему лицу.
— Неужели ты никогда не хотела узнать, что такое жар мужских объятий?
— Ты в своем уме? — Я снова попыталась вывернуться из его рук, и снова ничего не вышло.
Вот, значит, как он решил скрасить мое одиночество! Но какая-то часть меня никак не могла поверить в происходящее. Грязные вопросы черного возмутили меня — но чего ожидать от некроманта? Домогательства Михаэля словно превратили в ледяную статую — настолько неожиданны и неуместны они были.
— Уходи, брат. —Я очень старалась, чтобы голос прозвучал твердо, но так и не смогла справиться с оторопью, и это было слышно. — Уходи и не греши.
— Неужели ты в самом деле не хочешь хотя бы перед тем, как взойти на костер, узнать, что такое чувствовать мужчину внутри себя?
Костер! На несколько мгновений это слово заставило меня забыть даже о нежеланных объятьях. Костер. Значит, все решено. Чуда не будет.
Я застыла оглушенная, а Михаэль, видимо приняв мою растерянность за согласие, развернулся ко мне, схватил одной рукой за затылок, а другой — за грудь, так по-хозяйски, словно я уже принадлежала ему, и поцеловал.
Я опомнилась не сразу — никак не получалось поверить, что это происходит со мной. Язык пролез в мой рот, противно и скользко.
И это — поцелуй? То, от чего, как пишут в романах, которые послушницы тайком передавали друг другу, трепещет сердце и наливаются жаром ланиты? Если мое сердце и затрепетало, так только от отвращения.
Я стиснула зубы, Михаэль вскрикнул, отпрянув.
— Ненормальная!
— Пошел вон отсюда! — закричала я. Вскочила, шарахнулась в угол, подальше от него. — Убирайся, пока я не позвала стражу!