За овальным столом в зале сидел один Акула, пялился в телефон,
что-то нажимал. Жека вспомнил, что на его, Жекином телефоне — как,
видимо, и на всех других здесь — время застыло на цифрах «0.00». Он
воспринимал это не как двенадцать часов ночи, а как именно ноль,
ничего, отсутствие времени как такового.
Остальных Жека нашёл в помещении с топчанами, спальне. Когда
входил, услышал обрывок разговора.
— А дверь эта просто для психологического комфорта, скажем так,
— говорил Костя. — Мы здесь и не заперты, кругом небо и воздух, а
уйти всё равно никуда нельзя. В закрытом бункере без окон без
дверей я бы, например, уже давно это… Никакие таблетки мне бы не
помогли.
Костя и Фёдор сидели на соседних топчанах под боковой стеной. На
топчане напротив лежал, примостив голову повыше на подушку и сложив
руки на животе, Николаич. Одинокий топчан у стены напротив двери
занял, видимо, Акула, покрывало там было сдвинуто и поперёк него
валялось скомканное полотенце. Жеке остался топчан у двери, так
себе место, ну да ладно. Кроме кроватей и тумбочек в комнате ничего
не было. Полосатые обои тусклого оттенка, два прямоугольных
светильника на потолке. Аскетичненько. Настольных ламп нет, книжку
на ночь не почитаешь. Хотя тут и книжек нету.
Фёдор с человеком в очках Константином между тем продолжали свои
разговоры. Беседовали они о тех местах, где всем им не повезло
сейчас оказаться. Костя говорил о том, что если здесь несколько
дней длится ночь, а потом, пропустив трое примерно суток, они
наблюдают длящийся уже много часов день, то это, вполне может
статься, не планета Земля. А если Земля, то в какой-то другой своей
геологической, если даже не астрономической эпохе. Звучало это
здраво и аргументировано, но охранного Фёдора, кажется, не
убеждало. Тот что-то толковал про полярные области, а насчёт других
планет скептически отмахивался, упирая на то, что все крупные
планеты Солнечной системы с сутками, длящимися намного дольше
земных — газовые гиганты. А если бы их забросило на планету с
массой куда больше земной, то они там и шагу не могли бы ступить
из-за силы тяжести. Для Жеки и это звучало аргументировано, но на
этом месте он нечаянно задремал.
Подремать Жеке не дали: в комнату припёрся шумный человек-акула
и стал всех агитировать идти всё-таки на холмы и посмотреть, что же
там находится за ними. Он, громогласный и раздражающе энергичный,
настаивал на том, что раз есть возможность, то нечего валяться, а
нужно идти. И Жека был в общем-то с ним согласен. Мало того, Жека
даже и отправился бы исследовать эти холмы, хоть кроссовки ещё
наверняка не высохли, а пронизывающий ветер вспоминался вообще без
энтузиазма, и хоть новая экспедиция обещала быть куда более долгой.
Но Жека бы пошёл — если бы на призыв Акулы откликнулся хотя бы
кто-нибудь из остальных. Или если бы деловой акуловидный человек,
например, обратился конкретно к нему, пусть бы и не очень
уважительно, в присущем ему стиле. Сказал бы: «Слышь, водила,
давай-таки сходим, а? Ты вроде крепкий же мужик».