Но деваться было некуда — копчёной
курочкой в дорогу меня никто не обеспечил.
Я сглотнул слюну и отправился
умываться. Заодно сбрил успевшую отрасти щетину, я отправился туда,
где рассчитывал хотя бы утолить свой голод.
***
Вагон-ресторан встретил меня
приятной ненавязчивой музыкой с нотками блюза — но несколько
необычного, будто бы его написали у меня на родине.
Было что-то неуловимо знакомое и
родное в этой мелодии, отражающей глубинную тоску и создающей
атмосферу с неким флёром изыска и роскоши, недоступных простому
обывателю.
Подстать этому была и окружающая
обстановка: приглушённый мягкий свет, никаких броских и кричащих
цветов — только благородное тёмное дерево, слоновая кость,
изысканные сервизы посуды из начищенного до блеска столового
серебра и всего лишь несколько столов.
Видимо, я был достаточно рано для
местных любителей бессонных ночей и достаточно поздно для ужина. И
хоть ночь ещё была молода, в самом вагоне-ресторане не было ни
души.
Что, впрочем, не помешало появиться
миловидной официантке, стоило мне только сесть за один из пустующих
столиков напротив окна.
Пейзаж из него не был виден, но всё
же мне доставляло удовольствие наблюдать за мелькающими в темноте
ночи огнями. Далеко на горизонте я увидел алое зарево — как будто
бы от огромного пожара.
Я уже догадывался, что это было
такое. Очаги, как их здесь называли — источник великих бед и
великого богатства. Проклятье и одновременно окно возможностей для
всех людей этой эпохи и этого мира.
— Вам что-нибудь подсказать? —
прощебетала высокая, стройная девушка, остановившаяся рядом с моим
столиком.
— А что вы порекомендуете? — дежурно
ответил я.
Я был совершенно незнаком с местной
кухней, а в списке вычурного меню не было ни одного знакомого
слова, хоть все они и были составлены из известных мне букв.
— Фаршированная каурезица сегодня
очень хороша, — ответила девушка.
Даже дежурная улыбка не могла скрыть
её естественную красоту.
Я, видимо, застыл в недоумении на
несколько мгновений, потому что, видя моё замешательство, девушка
сделала шаг вперёд, заколебалась на мгновение, но, видимо, решилась
и наклонилась ближе.
Она указала тонким изящным пальцем
на строчку в меню.
Плавным движением поправила
выбившийся локон, открывая изящную шею. Её короткие, подстриженные
до плеч, волосы едва уловимо пахли сладкими апельсиновыми цветами.
А их оттенок — светлый, как пшеница, — подчёркивал её выразительные
изумрудно-зелёные глаза.