Собственно говоря, не далее чем минуту
назад он сильно сомневался, что вообще пытались. Арама тут слишком
явно руководствовалась эмоциями, её ум мог связать в одну цепочку
совершенно несвязанные несчастные случаи. Того, что успел узнать
сам Вален, было недостаточно, чтобы предположить возможный мотив.
Кроме мотивов нерациональных, вроде упомянутой Арамой мести её
старых врагов.
А вот теперь — стало
достаточно.
Секте Шести Печатей нужно побольше
наследников, но Арама останавливается на двух детях. Хотя с виду
ещё молода — неудивительно, у неё шесть цветов, это лишние сто
двадцать лет жизни. Из её детей одна — гений, но над ней висит
угроза безумия и эту угрозу отводит только личная опёка какого-то
титана среди практиков, столь великого, что он некогда ушёл из
наследующих учеников, наплевав на запреты Секты. В общем, её
будущее крайне неопределённое, полагаться на неё как на замену
Арамы невозможно. А второй ребёнок, её любимый сын, из-за которого
она творит дичь — посредственность. И наследником Печати стать не
готовится. Почему бы другим Наставникам не пожелать от него
избавиться? Чтобы удобнее было уговаривать Араму на рождение новых
детей, раз уж просто заставить целую Наставницу всё-таки нельзя?
Слишком большая подлость, слишком большой риск ради неочевидной
выгоды? Отчего-то Валену казалось, что нет, именно так
могущественные старейшины и должны вести себя.
— Сынок?
Он поглядел на свои кулаки, сжавшиеся
так, что костяшки побелели. В ушах стучала кровь. Да, всё же
прежний Вален в глубине сердца очень любил свою мать. Иначе обычные
умозаключения не вызвали бы настолько сильный и внезапный
гнев!
Вален поспешно встал. Надо что-то
сказать, надо объяснить вспышку эмоций! Выложить свои мысли как
есть? Невозможно! Кто знает, насколько Арама верит в свою секту. И
такая догадка — не для наивного подростка.
Он выдохнул, поклонился в пояс.
Хорошо, что у него уже был опыт обращения к чувствам прежнего
Валена в критический момент. Пафосные слова, соответствующие буре
внутри, пришли к нему сами собой, как и поклон, стоило лишь только
захотеть:
— Я был недостойным сыном, не принёс
тебе ничего, кроме хлопот с беспокойствами. И сам чуть не погиб.
Если я сейчас спрячусь в какой-нибудь деревне, так до конца жизни
буду чувствовать себя не человеком, а червём.