— Скоро узнаешь. На сына прокурора охота.
— Пиздец, — трёт лицо руками, а я усмехаюсь. Коршун — завидная партия. Связи. Бабки. Рожей удался. Семья известная на весь город. Там родословная будь здоров.
Когда выезжаю с парковки, скольжу взглядом по толпе мужиков около сауны. Вижу среди них того типа, что на цацу наседал, когда я пришёл домой. Всё бы ничего, но рядом с ним ещё одна знакомая физиономия мелькает. И тоже соседки ухажёр. Жмут друг другу руки. Рожи от улыбок трескаются. Вот это херово, конечно. Судя по поведению цацы, она не в курсе, что эти двое знакомы.
17. 17
— Почему мне не сказала про Матюшу, Ася? Как так можно? Я же твоя мать, а не враг, а-а-а? — мама читает мне нотации с того момента, как позвонила, только в мои уши слова влетают, бьются о преграду и отлетают в неизвестном направлении.
Я становлюсь параноиком. Постоянно думаю о Фетисове. Как в человеке может сочетаться наглость, хамство и способность помогать? Если Митрошин является гадом по жизни, то он таким и остается. Антон всегда ищет для себя выгоду и ничего просто так не делает. Марк же хамит, блядствует, но при этом уже дважды выручил меня. Эмоции спешат навязать ему не самое лестное определение, а вот разум отрицательно качает головой, особенно когда я вижу после пробуждения на кухонном столе огромный пакет с фруктами. На нем записка «Покорми бойца». Два слова, а вложено в них гораздо больше, чем Митрошин смог из себя выдавить с рождения Матюши. Я пару минут таращусь на пакет, губы кусаю и сдерживаюсь, чтобы не заплакать. После заставляю себя помыть фрукты и заняться готовкой. Так хотя бы не возникает порывов разреветься от понимания, какая же я неудачница.
Звонок матери ухудшает моё душевное состояние. Я уже несколько раз смотрела в окно, убеждала себя, что Антон не станет забирать Матвея, и не говорил маме о том, какие угрозы тот бросал в мой адрес.
— Мам, мы сами справляемся, — кусаю губу ещё сильнее, сразу вспоминая ночь и серьезное лицо Фетисова. Наверное, на такого человека можно положиться. За нас ведь говорят наши поступки? Правильно? Или я начинаю искать бабнику оправдание? Чёрт!
— Не обсуждается, Ася. Завтра приедем и заберём вас. Тут и воздух чище, и мы под боком. Быстро эту хворь вытравим, — бодро вещает мать. Я лишь выдыхаю медленно. Плечи опускаются. Спорить с ней сейчас бесполезно, да и мне не хочется. Думаю о том, как я выглядела, когда отказывалась от еды. Дура ведь? Конечно. Другая бы ухватилась за подходящий момент, осталась сытая и удовлетворённая, а у меня ничего из этих двух плюсов.