Также он подумал и о сне. Два стеганых шерстяных одеяла – одно
толще, другое тоньше. Первое буду стелить как матрас, вторым
укрываться. Комплект постельного белья из чистого льна. И целых три
пуховые подушки.
Джонатан, утащивший последнюю бутыль воды на кухню, вернулся в
холл, отряхивая пыль с рукавов. Выглядел секретарь уставшим, но
довольным.
– Мисс Маргарет, – склонил он голову. – Если все в порядке, я
позволю себе удалиться до завтрашнего утра. Рабочие прибудут к
восьми.
– Да-да, Джонатан, конечно! – кивнула я, сама едва стоя на
ногах. – Иди отдыхай. И спасибо огромное! Без тебя я бы тут… ну,
справилась бы, конечно, – добавила по привычке, – но было бы
гораздо сложнее. Ты молодец. Настоящий боец тылового
обеспечения.
На уже привычно каменном лице мелькнуло что-то вроде улыбки.
Очень сдержанной.
– Благодарю, мисс. Спокойной ночи. Постарайтесь отдохнуть. –
Джонатан бросил осторожный взгляд на кастрюлю с булькающим
содержимым и на тени, сгущающиеся в дальних углах холла. – Будьте
осторожны. Хаос ночью иногда… активнее. Вам он не угрожает, но
может напугать.
– Не сомневаюсь, – вздохнула я. – Но у меня есть Йорик. И ломик.
Доброй ночи. До завтра.
Джонатан еще раз кивнул, повернулся и вышел, тихо прикрыв за
собой массивную дверь. Звук щелкнувшего замка прозвучал неожиданно
громко в наступившей тишине.
Я осталась одна. Вернее, с Йориком. И с булькающим существом в
кастрюле. Усталость навалилась как бетонная плита и повалила меня
на диван, уже застеленный свежим постельным и прикрытый тем
одеялом, что потоньше. Пес запрыгнул ко мне, устроился калачиком и
лизнул меня в подбородок.
– Ну что, Йорик, – прошептала я, гладя его теплую спину, –
проклятый дом, конечно, но другого у нас нет.
Глаза сами закрывались. Бульканье в кастрюле убаюкивало. Мысли о
воде и теплой еде из термоса боролись с желанием уткнуться лицом в
подушку и отключиться. Йорик уже посапывал у меня под боком, теплый
комочек доверия и усталости.
«Сначала гигиена, – упрямо сказала та часть мозга, что отвечала
за выживание. – Хотя бы руки. И лицо. И зубы. А то завтра проснусь
с пыльной маской египетской мумии и вонью изо рта».
С трудом оторвав себя от дивана, я взяла со стола керосинку.
Сейчас на кухню… Мимо горы мусора у двери. Мимо портрета первого
Локвуда, чьи зеленые глаза теперь отсвечивали даже в темноте. Мимо
кастрюли со скрюченной, мокрой редиской, тихо булькающей в грязной
воде. Что-то она там подозрительно притихла, кстати.