Сшибка!
Без затей вломил ногой в грудь
одному, заколол другого, третьего, с четвёртым разобрался
Заступник. Пятому Адам взорвал голову простым касанием ладони.
Шестой повис, пронзённый копьём Навуха. На болезненно бледном лице
парня гордая решимость продать жизнь как можно дороже. Врёшь,
прорвёмся! Сбить с ног, втоптать в грязь, проткнуть, врезать
ногой... Кобольд верещит, полосуя куртку когтями. Навершием рукояти
по черепу и ещё раз, а следом нож пробивает глазницу, достигая
мозга. Издохла тварь (42/100). Упёрся коленом и
поднатужившись, вырвал короткий клинок из костяного плена. Чтобы
тут же обругать себя последними словами, ведь мог просто вернуть
оружие в карту.
– Они бегут, – прохрипел кто-то,
прежде чем надсадно закашляться. На голову будто ушат ледяной воды
вылили. Ошалелый взгляд зашарил по округе, но в непосредственной
близости обнаружил только четвертованные, поломанные, разорванные
на куски, изуродованные ранами трупы. Адам будто на десяток лет
постарел, а ему ведь и так хорошо за сорок, Навуха рвало желчью.
Заступник? Заступник полностью исчерпал себя и на ближайшие
четверть часа останется чуть менее чем бесполезен.
– Нужно идти, – услышал я собственный
голос. Дерзкая выходка обеспечила нам десяток секунд форы, но стоит
промедлить, окажемся стиснутыми в клещах между двумя крупными
отрядами «ополчения», вооружёнными всяким дрекольем, однако
многочисленными. Молодые птенцы-первогодки, пушечное мясо, которого
хватит, чтобы забросать нас, поверженных, но не сломленных, камнями
и телами. Да, кобольды победили, и многие игроки погибли. Но мы
остались в живых, а значит – не проиграли. Такова моя философия, на
всё остальное плевать.
Фантасмагория лакконской грибницы
казалась как никогда тихой и, как всегда какой-то сказочной. Вечные
тёмно-синие сумерки топорщились силуэтами грибных ножек.
Псевдодеревья, куда не глянь, воздвигались на два, а то и три
человеческих роста. Их круглые ребристые шляпки, кольчужными
кольцами наслаиваясь одна на другую, скрывали от глаз своды
исполинской пещеры. Вековой слой компоста то и дело исторгал из
себя гнилостные испарения, отчего во рту давно и надёжно поселился
привкус кошачьего дерьма, сдобренного щепоткой корицы. Света
добавляли тысячи маленьких светлячков, беспечно рассекающих в
воздухе. Короткий взмах – и жужжащий фонарик протестующе бьётся в
ладони, марая кожу знакомой лазурной пыльцой.