— И не будет, — добавлял Илья с гордостью.
Я только кивал, довольный их работой и своими расчётами. Всё шло
по плану, даже лучше. Скоро запустим уже, если темп не сбавим.
Каждый вечер я возвращался в избу к себе, где Машка ждала меня с
ужином и тёплым взглядом. И каждый раз тонул в её взгляде, как в
каком-то омуте — глубоком, затягивающем. Её глаза, зелёные, как
молодая трава весной, смотрели прямо в душу.
— Устал, Егорушка? — только и спрашивала тихонько, когда я
садился за стол.
— Есть немного, — отвечал я, хотя руки гудели, а спина ныла так,
будто на ней пахали.
После ужина она подсаживалась ко мне ближе, клала голову на
плечо, и мы сидели так, слушая, как потрескивают дрова в печи и
поют сверчки за окном. А потом… потом наступала ночь, и мы забывали
про усталость и заботы, растворяясь друг в друге.
И вот сегодня, лёжа в её объятиях, я засыпал, чувствуя, как её
дыхание щекотало шею, а сердце ещё колотилось после страстной ночи.
Машка что-то шептала мне на ухо — нежное, ласковое, — а я улыбался,
проваливаясь в сон. Её волосы, рассыпанные по подушке, пахли
травами и дымом — запах, от которого у меня кружилась голова ещё с
первого дня.
Как вдруг двор взорвался криком Митяя.
— Барин! Барин! На Быстрянке что-то нехорошее творится! — кричал
тот во дворе так, что соседские собаки залились лаем.
Я вскочил, ещё не до конца понимая, что происходит, впрыгнул в
штаны, чуть не порвал их и выскочил на крыльцо. Босой, как дурак, с
растрёпанными волосами и сонными глазами. Сердце колотилось где-то
в горле.
Машка же, накинув платок на голые плечи, выбежала следом,
испуганно вглядываясь в ночную темноту.
А на горизонте, где мы строили лесопилку, полыхало зарево. А в
лунной ночи было видно, что столб дыма вился, как змея, чёрный на
фоне звёздного неба.
Сердце ухнуло где-то в пятки.
— Чёрт! — выругался я. — Это ж наша работа там горит!
Машка вцепилась в мою руку, шепча что-то про дурной знак и
порчу. А я стоял, не в силах оторвать взгляд от этого страшного
зрелища.
Во двор влетел запыхавшийся Пётр. Глаза, как блюдца.
— Егор Андреевич, там пожар, походу! Там же… там же… всё там! —
выпалил он, задыхаясь.