Когда Илья принёс обещанную бочку, я внимательно её осмотрел. Он
как специально для моих целей выбирал — дырка в дне была аккурат с
кулак размером, идеально подходила под мои расчёты.
Просунул туда кожаный мешок, который у меня получился, продел
его в дырку снизу. Обвязал горловину крепкой бечёвкой, чтоб плотно
сидело и герметично держалось, и можно было в любой момент бечёвку
отвязать и завязать снова, регулируя или полностью пережимая поток
воды.
Как раз подошёл Степан с ведром дёгтя и широкой кистью.
Почесав затылок, спросил:
— Барин, а зачем это надо?
— Надо, Стёпа, надо, — ответил, не вдаваясь в подробности. — Ты
как будешь дёгтем красить, изнутри кожу чем-то прижми, может, какие
скобы возьми, не знаю, гвозди там… Вон в сарае их видел целый ящик,
но так, чтобы плотно держалось. Дёгтем хорошенько перемажь, так,
чтобы он склеил намертво, чтоб вода не протекала сквозь дырку
из-под кожи. Сможешь?
Тот задумался ненадолго, явно прикидывая объём работы, и ответил
с привычной деревенской неторопливостью:
— Что ж не смочь-то? Дело нехитрое, — хмыкнул он и принялся за
работу.
Через буквально час, пока я неспешно ужинал чёрным хлебом с
солёным салом, в дверь постучался Степан. Вошёл довольный, как кот
после сметаны, руки чёрные по локоть, но на лице — довольная улыбка
мастера, справившегося с поставленной задачей.
— Готово, барин! — объявил он торжественно. — Бочка чёрная, как
ночь осенняя, кожу намертво приклеил, дёготь воняет, конечно, но за
ночь подсохнет и будет держать крепко-накрепко. Ни капли не
протечёт!
— Молодец, — кивнул я с одобрением. — Утром поставишь её на ту
конструкцию, что вчера за сараем делал. И водой наполни доверху.
Проверим, как держит.
Тот кивнул с готовностью и лишь сказал:
— Да, сделаю, барин, сделаю, как скажете. С первыми петухами
примусь.
Вернулся в избу уже с первыми робкими звёздами, когда сумерки
окончательно сгустились. Машка сидела на краю деревянной скамьи и
клевала носом от усталости, но меня терпеливо ждала, как верная
жена прям. Услышав, что я вхожу и снимаю с себя дневную одежду, тут
же подскочила, подбежала ко мне на босых ногах. Обнял её крепко,
вдохнул знакомый запах её волос — травы, дыма от печи и чего-то
родного, домашнего.
— Как же хорошо-то с тобой, — прошептал ей в ухо.
Раздевшись до рубашки, едва коснувшись головой мягкой пуховой
подушки, провалился в глубокий сон. Снилось мне, как мы все с
мужиками строим мельницу на речке, а водяное колесо, зараза, всё
норовило укатиться прямиком в Быстрянку. Ловили его впятером, а
оно, словно живое, из рук ускользало.