Зато видел его самого, оставшегося на последний свой боевой
расчет на четырнадцатой заставе.
— Застава! — Крикнул нам Лазарев, вставший там, где обычно стоял
Таран, — стройся!
Вместе с ним был и Вакулин с Ковалевым. С кислым лицом, на своем
обычном месте стоял старшина Черепанов. Был с офицерами и
Таран.
Бывший начальник заставы казался собранным. Не выглядел он
сейчас, в этот свой последний день тут потерянным человеком, как
раньше. Казалось, Толя собрал себя в руки перед сегодняшним
построением.
— Товарищ старший лейтенант, — обратился к нему Лазарев, — вы
хотели что-то сказать личному составу?
— Да. Спасибо, — суховато ответил ему Таран.
— Прошу вас, — Лазарев указал Тарану выйти вперед.
Бывший начальник заставы прочистил горло. Шагнул к нам.
— Ну что ж, товарищи, — начал он, — три года. Три долгих года я
служил здесь, на этой славной заставе начальником. Вместе с
Шамабадом прошел я многое. Многому научился. Много тяжелых
трудностей преодолел…
Он осекся на несколько мгновений. Опустил глаза и прочистил
горло. Потом каким-то машинальным, выученным движением поправил
фуражку.
— Но всему приходит конец. Вот конец подошел и моей службе
здесь, — Таран растерянно улыбнулся. — Перевожусь.
Потом начальник заставы снова посерьезнел.
— Я всегда говорил и буду говорить, что Шамабад — не застава. Не
эти стены. Ни это здание, что стоит у меня за спиной. Шамабад — это
люди. И я был горд стоять на рубежах Родины бок о бок с вами…
На некоторое время Таран вдруг замолчал. Замолчал так, будто бы
не мог найти слов.
— Это все, товарищ старший лейтенант? — Глянув на Толю искоса,
сказал Лазарев.
— Так точно. Все. Вернее, почти все.
— Ну тогда продолжайте. Прошу вас не занимать лишнего времени, —
сказал Лазарев. — У нас, все-таки, боевой расчет идет.
Таран бросил Лазареву холодный взгляд. И больше ничего не
сказал. Вместо этого он пошел к нам, к солдатам. И стал жать руки.
Он жал пятерню каждому: и тем, кто стоял в первых рядах и
остальным. Даже пролазил дальше, ломая строй.
И погранцы ломали его, этот строй. Ломали, чтобы попрощаться со
своим командиром, что стоял с ними здесь, на Границе. Чтобы
выразить ему свое уважение ровно так, как и он выражал нам
свое.
Нужно было видеть лицо Лазарева, который с дурными глазами
наблюдал за тем, как ломается построение заставы. Как бойцы
покидают свои места, чтобы подойти к Тарану.