— Боевой расчет окончен, — сказал Лазарев, а потом, не дав ни
команды «вольно», ни команды «разойтись», просто обернулся и пошел
в здание заставы.
Вместе с ним потопал Вакулин. Несколько озадаченно последовал за
ними и Ковалев. Только Черепанов остался во дворе, недоумевая от
происходящего.
— Какого черта творится? Он куда? — Спросил Уткин, стоящий рядом
со мной.
— А что? Тут так заведено? — Обернулся ко мне и спросил
Петренко, — так всегда бывает, что начальник просто так берет да
уходит?
— Нет, Артем, — провожая взглядом офицеров, поднимавшихся по
ступенькам заставы, сказал я, — так у нас не заведено.
Застава стояла по стойке смирно. Стояла в полнейшем, абсолютном
молчании. Я бы даже сказал в гробовом.
Я знал — некоторые решительно не понимают, в чем тут дело.
Другие, которых было меньшинство, понимают, но, лелея раздражение,
или даже холодную злость, не решаются ничего делать.
Черепанов удивленно глянул сначала на нас, потом обернулся,
уставившись на здание заставы. Он тоже был в замешательстве.
— Это он из-за дурости, или как? — выдохнул Матузный, стоявший у
меня по правому плечу, — или мож у него чувство юмора такое
дурацкое?
— Чай не первое апреля, — мрачно сказал Малюга, стоящий у нас за
спиной. — Шутить тут как-то совсем не время. Наряды через тридцать
минут должны выходить.
— Саша! — Тихий, полушепот раздался немного справа. — Сашка!
Это звал меня Нарыв. Я выглянул из строя.
— Да он над нами издевается! — возмущенно проговорил Нарыв
настолько громко, чтобы я его мог услышать, — делать что-то надо!
Иначе, он нас тут продержит до ишачьей паски, а потом будет парней
подгонять, чтоб быстрее к нарядам готовились! В шею гнать нас
будет!
Я кивнул Нарыву. Выпрямился в строю.
Тем временем Черепанов чертыхался себе под нос. Он то и дело
оборачивался то к нам, то к заставе. Потом не вытерпел и быстрым
шагом потопал к зданию заставы. Видимо, наконец решил узнать, что
это за фортель такой выкинул Лазарев.
А я-то знал, что он выкинул.
Это была подлая месть за то, как мой наряд обошелся с ним тогда,
на границе. Месть мерзкая, а еще коллективная. Направленная на всех
разом. Ну и, к тому же месть провокационная.
Если кто-то решит «нарушить дисциплину», останется виноватым.
Станет козлом отпущения. И вот путем такого коллективного наказания
он и хотел вынудить определенных людей действовать.