Как ни странно, на корове мне тоже уже приходилось кататься. Тоже в детстве, когда мой отец был еще молод и полон сил. Он сажал меня на нашу буренку, пока мать ее доила, а потом нес домой одной рукой меня, а другой — полное ведро молока. Мать моя была малохольной, болезной. Но очень доброй и красивой — это я запомнил отчетливо. Хотя и видел ее в последний раз, когда мне было пять лет.
Отец горевал сильно. Исхудал, да и сам будто силу потерял, перенял часть болезни у матери, сидя у ее кровати денно и нощно. Несколько лет после вокруг словно витали пары той болезни, ее ядовитые горькие споры. А потом пришла Она.
Ее звали Милава. Как и когда она появилась в нашей деревеньке, я не знал. Просто заметил, что отец вдруг снова начал улыбаться. И будто даже светлее в доме стало от этой малости. Мне все еще было немного лет, но я с первого же знакомства с ней понял, что происходит. Но почему-то было совсем не до того: Милава оказалась ведьмой. Не какой-то там травницей или знахаркой, не балией, а самой настоящей ведьмой. Чудовищем в человеческом обличье. Вот только…
Собственно, тогда я и узнал, что бояться чудовищ вовсе не нужно. Как и остальных порождений чуди от мала до велика.
Моего отца она любила ничуть не меньше, чем могла бы любить настоящая женщина. Берегла его изо всех своих чудских сил. И меня любила. Растила в ласке, с улыбкой снося шалости, радуясь любому успеху, подробно разъясняя, что было сделано плохо, а что хорошо. Иногда я думаю, что ни одна настоящая женщина не обладала таким безграничным запасом терпения и спокойствия, каким обладала Она.
И конечно, именно она провела надо мной ритуал, заставивший чудь прилипнуть к моей коже, раз и навсегда перекинув меня за черту. Впервые увидев ее в мире чуди, я… нет, не испугался. Я пришел в восторг — так ярко светились ее синие-пресиние от чуди волосы. Она была сильной. Настолько, что даже в свете чуди сохраняла человеческий облик. Каким он был на самом деле, я так никогда и не узнал. По крайней мере, пока. Может быть, когда-нибудь мы встретимся снова, и я попрошу ее об этом. Но тогда, в детстве, а потом и в юности, я всегда видел ее одинаково, и только цвет волос указывал на то, использовал я чудь или нет.
Она была моим первым учителем. Возможно, я единственный чудодей, что учился сразу у двух учителей, один из которых и сам был чудовищем. А может быть, и нет. Ведь если смогла она, то могли и другие.