– Неожиданно хорош, – держа зубы
стиснутыми, не очень внятно произнес лорд Рамиро, глядя на меня
своими глазами с радужкой красного цвета. Такой же, как и у меня –
отличительный признак патрициев большой четверки кланов Арагонского
пути, учителя называли этот цвет глаз «бургундским». Еще его
называли кровавым, это я слышал несколько раз от людей в замке.
Когда впервые рассказал об этом маме, она объяснила, что это потому
что нас боятся и уважают, называя церберами Республики.
Вдруг очень сильно захотелось, чтобы
лорд Рамиро тоже меня боялся.
– Я тебя убью, – сказал я, глядя
снизу-вверх на протектора. Старался, чтобы голос не дрожал, но
получилось так себе.
– Это ты сейчас зачем сказал? – в
удивлении поднял брови Рамиро.
Зачем я это сказал? Чтобы хоть как-то
выплеснуть свою злость, чтобы заставить его бояться мести.
– Чтобы тебе кошмары снились!
– Да ты прямо бог ужаса, настоящий
Деймос, – покачал головой Рамиро, попытавшись рассмеяться, но тут
же сморщившись и посерьезнев. – Запомни, юный патриций, есть два
типа людей: первые только говорят, а вторые берут и делают. Так что
ты бы лучше придержал язык и ждал подходящего момента для второго
раза. В первый попытка вышла неплохая, – поморщился Рамиро, все так
и придерживая рукой залитую пенящимся медицинским гелем
челюсть.
– Все равно я тебя убью!
Протектор покачал лысой головой,
после добавил что-то невнятно и вдруг схватил меня за руку,
развернув и прислонив свою печатку мне к тыльной стороне ладони. Я
едва не закричал от жгущей боли, от которой рука до плеча онемела,
а в глазах потемнело. Когда взгляд прояснился, увидел на коже
Печать Рамиро – похожий на меч лепестковый крест с острием в нижней
части.
«В инкубатор Кальдерона, пусть
запишет его как Деймос Рамиро», – пытаясь сморгнуть слезы из глаз,
услышал я обращенные к преторианцам слова протектора. Зрение
прояснялось, но печать на руке все еще пульсировала так, что
жжением отдавалось по всему телу. Лорд Рамиро между тем опустился
на одно колено, беря на руки тело моей матери.
Вот так – всего пара минут и у меня
больше нет ни матери, ни имени.
Химеры отступили, меня перехватили
преторианцы. Я видел, как они удивленно переглянулись – лорд Рамиро
поставил мне свою печать и дал мне собственное имя, признавая
патронаж. Но отметил я это пока безо всякого внимания, потому что
смотрел на кажущуюся теперь такой маленькой маму на руках уходящего
протектора.