Повернувшись к Рамису, я качаю головой и с ироничной улыбкой поднимаюсь из-за стола.
— Раз тот аборт не был для тебя ошибкой, то я не хочу тебя видеть, Рамис… — выдыхаю изнеможенно.
Хватит.
С меня довольно.
Я собираюсь пойти к дочери, но Рамис, оставшись сидеть за столом, произносит всего три слова и заставляет меня замереть на месте:
— Он был нежизнеспособен, Айлин.
— Что?
— Я знал, что у нас должен был родиться мальчик. Врачи сказали мне, что он нежизнеспособен, поэтому я посчитал аборт лучшим решением.
7. Глава 7
— Это все, что ты успел придумать за два дня? — спрашиваю у бывшего мужа.
А у самой голос дрожит.
И руки начинают подрагивать. От кончиков пальцев и до кистей. А тело после услышанного уже несколько раз похолодело и ровно столько же раз бросило в пот.
Услышать спустя годы о том, что мой ребенок был нежизнеспособен — больно. И безумно тяжело. Поэтому я предпочитаю считать, что слова Рамиса — ложь, и не более того.
— Я знал, что ты не поверишь. Тогда ты тоже не поверила бы, Айлин. И слушать бы не стала.
— Откуда тебе было знать?! К тому же, мы были у нескольких врачей и мы сдавали кучу анализов, но мне никто об этом не сказал, — напоминаю ему.
— Сказали мне, после чего я принял такое решение. В нашей семье решения принимал я, если ты помнишь. Я знал, что так будет лучше.
— Если ты помнишь, то никакой семьи не было, ведь если бы это было правдой, ты бы мне сказал. Но вместо этого ты проводил ночи с помощницей и… Рамис, оставь меня в покое. Оставь нас в покое.
— Я проводил с ней ночи, потому что…
— Мне все равно, ты слышишь меня? — я повышаю тон.
— Потому что ты ненавидела меня, Айлин. Ты не хотела разговаривать, не подпускала к себе, переехала в другую комнату, а чуть что — билась в истерике и кричала. Ты не хотела меня слушать, Айлин. Вспомни, что с тобой происходило.
Прищурившись, Рамис покачал головой. Я видела, как исказилось его лицо — ему не хотелось вспоминать самые ужасные месяцы нашей жизни. Мне — тоже.
— Если бы тебе сказали правду, ты бы не поверила и оставила этого ребенка. Как минимум, в надежде на лучшее. Но в итоге из-за генетической поломки беременность бы все равно замерла, только исход был бы несколько плачевнее. Вплоть до угрозы для твоей жизни.
— Я тебе не верю, — отвечаю просто и односложно.
— Я знаю. Но все заключения заархивированы, их можно поднять, — парирует Рамис. — Я посчитал, что лучше быть для тебя чудовищем, чем ты будешь теплить надежду на врачебную ошибку или подумаешь, что дело в тебе. Потом у тебя начались истерики, и все покатилось к чертям.