Даже дома он лишь прервался на
праздничный ужин. Вот там он распоряжался, общался с родичами,
обнадёживал, что «Теперь-то заживём!»… нашёл несколько реплик для
вдов, причём видно, что говорил с разбором. Одну утешал в её так и
не прошедшем горе, другую расспрашивал, как перенёс потерю отца их
сын, третьей обещал «мужа хорошего», дескать, теперь в наш род в
примаки только самые лучшие надеются попасть, так что мужиков им
подыщем, и справных, а не каких-то завалящих.
А потом вывел меня на двор и
продолжил «выворачивать наизнанку». Наконец он угомонился и
задумался.
— Деда, — спросил я его. — А что ты
обо мне узнать хотел? Я не понимаю.
Он потрепал меня по плечу, хмыкнул и
ответил:
— Хорошо уже то, что ты это понял! А
узнал я о тебе действительно много. Ты изменился, Руса. Очень
сильно изменился, и произошло это ровно в тот день, когда ты ногу
пропорол. Но радует то, что новый ты всё равно думаешь о роде.
Воображаешь, конечно, о себе очень много… Ты пойми, без рода ты всё
равно никто, как бы много ты сейчас не знал того, о чём никто в
долине понятия не имеет. А может, что и по всей Империи. И это мне
очень удивительно! Сам подумай, Ваагн-химик — всего лишь прадед
моего деда. И дедушка застал тех, кто помнил Ваагна. Но ни
сладостей дивных, ни «черных камней» тот не делал. Иначе об этом
помнили бы. И рассказывали сказки детям.
Чёрт! Вот и как теперь выкручиваться?
Ни Гайк, ни староста о таком не задумались даже. Просто радовались
удаче.
— Не знаю я, почему так произошло.
Могу только у предка спросить. Хочешь? Ну, хорошо, только я тогда
глаза закрою и сосредоточусь…
— Темно же! Зачем глаза закрывать? —
Удивился он, а потом сам себя и прервал. — Ладно, делай, как тебе
удобнее, хоть на голову становись. Лишь бы результат был!
Я закрыл глаза, и начал думать. Так,
признаваться нельзя! Потомков тут не уважают, «предки были велики,
не чета нам!»
Что характерно, именно в нашей долине
— это правда! Раньше-то, во времена Ваагна, почти город был. Нет,
не по численности, но по концентрации мастеров. Металлурги,
медники, кузнецы, искуснейшие гончары. Свой химик-стеклодел. Это не
говоря уже о гончарах, кожемяках и шорниках. Без них ни мехи ни
сделать, ни разнообразнейших кувшинов, в которых тут хранилось всё,
что ни попадя. А как начал исчезать «чёрный камень», стал
потихоньку оскудевать и здешний союз родов. Надо элементарно
кормиться и выживать, некогда, не на что и незачем учить всяким
премудростям… А потом, с исчезновением или уменьшением компетенций,
меньше становится товара для торговли и почти полностью исчезает
то, что можно продать «за деньги», то есть за золотые и серебряные
монеты.