— Ах ты…
Разъяренная Леля вскакивает и швыряет в меня бокал с вином. Я еле успеваю отклониться, и он ударяется в стену, расплескав вокруг себя фонтан мелких осколков и брызг карминного цвета.
— Дрянь!
— Леля! — всплескивает руками мама.
— Нюта, иди к себе в комнату, — холодно говорит папа. — И подумай там о своем поведении. Простите, Ярослав. Милая, позови кого-нибудь, чтобы это все убрали.
Я молча ухожу из гостиной, ни с кем не прощаясь. И хотя мне ужасно хочется обернуться и посмотреть на Ярослава, я сдерживаюсь и не делаю этого.
На следующий день мне приходится выдержать неприятный разговор с папой, который не кричит и не ругается, а просто говорит мне по-деловому:
— Хочешь, чтобы я и дальше оплачивал твои занятия?
Черт. Удар в самое больное.
Частные занятия с Георгием Исаевичем — это сейчас смысл моей жизни. Прямой путь к мечте, до которой осталось совсем немного. В мае меня ждет собеседование с комиссией из Лондонского университета искусств, и у меня к тому времени должно быть самое лучшее портфолио, плюс одну работу я должна буду нарисовать прямо при них. А из образования у меня только законченная несколько лет назад художественная школа и все.
Георгий Исаевич — лучший. Он заведующий кафедрой живописи и композиции, у него старая квартира в центре Москвы, невероятный талант, огромный опыт, а еще очень неприятная манера критиковать учеников и хамский тон. Но польза от его уроков огромная, так что…
Так что я веду себя как шелковая. Заверяю папу, что такое больше не повторится, иду и прошу прощения сначала у мамы, потом у сестры, а потом — самое сложное! — у Ярослава.
Он снова в нашем доме, заехал забрать сестру в ресторан, и на этот раз выглядит совсем иначе: в песочных брюках и ослепительном белом свитере, который невероятно смотрится с его темными волосами.
Он сидит в гостиной и ждет, пока Леля спустится. И лучшего момента, чтобы извиниться, мне не найти. Не при сестре же это делать?
Я неуверенно делаю шаг в комнату и останавливаюсь на пороге. Чертов Ярослав Горчаков тянет к себе как магнит. Когда он поблизости, получается смотреть только на него.
«Я просто художник», — пытаюсь оправдаться я, когда опять не могу оторвать взгляда от его острых скул и надменно поджатых губ. — «Художник, которому нравится смотреть на красивое».