Плохо соображая, что делает, Мих
дрожащими руками рванул кобуру, выхватил старое оружие и, почти не
целясь, выстрелил в темную фигуру. Новичкам везет. Ниндзя
покачнулся и осел на землю. Мих нажал на курок еще раз и, наконец,
покрылся холодным потом. Стрелять в живых людей ему не приходилось
ни разу. Впрочем, в гусей и перепелок – тоже.
Прозвенев, прорезала теплый вечерний воздух быстрая
стрела. Всполошенные грохотом пистолетного выстрела высыпали
из дома хозяева и слуги.
Кто-то невидимый громко вскрикнул и
медленно, ломая ветки, выпал из-за кустов бузины. На крыльце стоял
старый контез Жан, деловито перезаряжающий арбалет. От ворот бежала
на шум стража. Пока никто не видел, Мих, воровато оглянувшись,
убрал «Смит энд Вессон» в кобуру.
Ивка запоздало распласталась на
земле, прикрыв голову заплечным мешком. Мих помог ей подняться. У
девушки постукивали зубы, дрожали руки.
Мих обнял ее за плечи: «Все, все
кончилось».
Ивка наконец заголосила, уткнувшись
лекарю в шею.
Кому же ты так по-крупному перешла
дорогу, девочка, что до тебя пытаются добраться посланные совсем из
другого мира вооруженные головорезы? Кому нужна мертвой безвестная
беременная милоградка, такая простая и такая, оказывается,
таинственная?
Мих и контез повели Ивку в дом,
поддерживая под локти.
Ночью Мих лежал на до невозможности
мягкой и жаркой перине, потел и, закинув руки за голову, думал о
том, что его не гложет совесть оттого, что он убил человека. И что
если эти два исполнителя как-то попали в их мир, значит, где-то
рядом есть переход. И если бы он так не испугался, то оставил бы
ниндзя в живых и очень подробно про этот переход порасспросил.
Только ведь потом пришлось бы его добить, здесь никому не стоило
знать все преимущества огнестрельного оружия. Мих был совсем не
уверен, что так же хладнокровно мог человека расстрелять.
А еще Мих думал о том, как
замечательно пахнет Ивка. Ночной свежестью. Свежескошенной травой.
И молоком. И какие у нее удивительные печально-упрямые глаза.
Раньше он этого не видел. Погружен был в свои печали. Да и вообще
считал, что в этом мире по определению ничего заинтересовать его не
может. А ведь она уйдет на рассвете. Исчезнет так же незаметно, как
всегда. И ищи ее, свищи ее. А хочется снова ее найти? Очень.
Собственно, и отпускать-то не
хотелось. Но Мих знал: не удержать. Все равно уйдет.