Девчонка на всякий случай
отодвинулась. Вцепилась в пояс юбки.
– Истеричка малахольная, –
констатировал Мих. – Кому же это надо беременную грабить на свою
голову? Полежи еще немного. Да резко не вставай, опять голова
закружится. А я пошел обратно. Кролик остынет.
Хотел посоветовать девчонке тоже
подналечь на мясо, но подумал, что монет на мясо у нее может и не
быть, а делиться с каждым встречным-поперечным в его планы не
входило.
Ночью на колючем, набитом соломой
матрасе снились Миху странные сны.
Будто стоял он посреди густого,
пронизанного солнцем и запахом хвои леса, где звал его, эхом
отражаясь от стволов, до боли знакомый голос.
– Ми-и-и-иша! Ми-и-и-ишка! Не бросай
меня. Не бросай. Найди. Найди, а то пожалеешь.
Мих пытался определить, откуда идет
звук. Но Светкин голос звучал и справа, и слева, и сверху, и снизу.
А потом уже и не Светкин. Чей-то совсем другой. Незнакомый. Мих
метался, кричал, сходил с ума от беспомощности, бил кулаком по
теплым стволам. Переворачивалось, опрокидывалось на землю небо.
Разбивалось с хрустальным стоном. Хрустело осколками на зубах.
Мих просыпался, жадно пил воду, снова
проваливался в сон.
Некто в синем плаще, с черным
провалом тьмы под низко надвинутым капюшоном, тянул за руку,
настойчиво шептал в лицо: «Ты ей поможешь. Обещай, что ты ей
поможешь. Обещай…»
И снова переворачивалось небо,
разбивалось. Летели осколки, раня лицо. Взметалось к небу яростное
пламя.
Утром Мих встал с тяжелой головой,
совершенно разбитый и злой. Еле удержался, чтобы не пнуть
гостиничную девку, не вовремя перебежавшую ему дорогу, не
наговорить гадостей хозяину гостиницы. Есть не стал. Выпил кипятку
и сразу отправился на площадь Хромого Дракона. В дорогу нужны были
деньги.
Площадь оказалась маленькая,
карманная, как и все они в этих псевдо-средневековых городах.
Правда, мостовая была каменная (улица Репина, кольнуло сердце). И
даже крошечный фонтанчик с мутной водой тут имелся. А так:
несколько лотков с товарами. Пряности, привезенные из деревень
продукты, ткани, скобяные изделия. Бродячий гимнаст, тоненький
лопоухий мальчишка в выгоревших лохмотьях, крутил сальто. Ему
кидали редкие монетки. Старик-нищий тянул протяжно, но тихо,
извечное «подайте, люди добрые». Обосновались на циновках двое
лекарей. Оба с пациентами. Мих разложил подстилку подальше от
коллег.