Врал Мих. Врал Петербургский Айболит
без зазрения совести. Мало чем мог он тут помочь. Но одно знал
точно: лекарю должны верить. Безоговорочно и беспредельно. Иначе
грош тебе цена.
Мих погладил горячий, раздутый живот.
Попросил полить на руки воды, произвел внутренний осмотр. Похоже
было, что шейка матки полностью раскрылась. Рука оказалась в крови.
Это нормально или что-то пошло не так?
– Вот что, Лин. Осталось совсем
чуть-чуть. Теперь все зависит от тебя. От того, как правильно ты
будешь тужиться. Делай это только по моей команде. Вот пошла
хорошая схватка. Давай, милая.
– Молодец, Лин. Сожми мою руку. Или
руку Ма. Так будет легче.
– Еще раз. Я знаю, что ты устала. Но
надо. Надо.
– Последний раз.
– Самый последний.
– Самый-самый последний.
Все!
Младенец оказался девочкой. Здоровой
и вполне себе жизнеспособной. Мих шлепнул ее по попке. Девочка
запищала котенком, сморщив красное личико.
Мих передал ребенка на руки
всхлипывающей Ма. Велел обмыть и запеленать. Повернулся к Лин. И
вот тут зашлось сердце.
На серой простыне под рожонкой
стремительно расплывалось красное пятно.
Послеродовое кровотечение. Черт. Ему
не по силам такое кровотечение остановить. В Питере, приехав по
такому вызову, Мих бы уже вез Лин в больницу, прилаживая по дороге
капельницу с физиологическим раствором. А в больнице готовили бы
операционную.
Что он, мать вашу, мог сделать здесь,
имея под рукой клещи для дерганья зубов и банку с собачьим жиром.
Можно заварить траву зинь, способствующую свертываемости крови. Но
здесь она поможет, как мертвому припарки.
Всходило красное, распухшее, как
после попойки, солнце, совершенно равнодушное к людским бедам.
Простыня совсем намокла. Кровь стекала на пожухлую траву.
У девушки Лин, прожившей на свете не
больше восемнадцати лет, посерело лицо, запали глаза, выступили на
лбу капли пота.
Она пыталась что-то сказать, но лишь
невнятно шептала побелевшими губами.
– Что же это такое? – испуганно
спрашивала Ма, прижимая к себе новорожденную. – Все будет
хорошо?
Мих отрицательно покачал головой:
«Лин умирает. Истекает кровью. Я ничего не могу сделать. Посидите с
ней. Вы и этот мальчик, муж. Проводите. Я подержу ребенка».
Ма закусила ладонь. Завыла тихо,
сквозь зубы. Мих едва успел подхватить сверток с девочкой. Муж Лин,
совсем еще молодой, растерянный, толком не понимающий, что
происходит, опустился рядом с ней на землю, стал гладить по
волосам.