— Давай мне лучше, — здоровяк Ситин, возвышается над низкорослым
Валерой больше, чем на голову. На его щеках ямочки, светлые волосы
стоят торчком, а улыбка такая широкая, что видно почти все зубы
разом. Ящик позвякивает и как будто уменьшается в его руках.
Багажник хлопает и все четверо продолжают путь к заветной цели.
Завод возвышается на фоне закатного неба, словно нарисованная тень.
Громадный, грубый, целящийся в небо пушками труб разного
диаметра.
Несмотря на то, что все четверо почти всегда бывали здесь
вместе, каждый сейчас вспоминает его собственный, особенный момент,
связанный с этим местом.
Костя Романов привёл на завод университетскую подружку Юльку,
тайком от друзей, хотя они договаривались никогда не ходить сюда по
отдельности. В особенно не показывать чужим свои тайные места. Он
нарушил слово и за это Юлька показала ему свои тайные места, стоя
на четвереньках за одной из немногочисленных дверей ещё сохранивших
способность запираться.
— Это несправедливо! — Сказала она. — Быть девушкой — отстой.
Быть парнем куда круче.
Потом они закурили и больше никогда не встречались, кроме тех
редких случаев, когда ненароком пересекались взглядами в общем
коридоре универа.
Саша Ситин, дожидаясь друзей, как-то забрёл слишком далеко
вглубь завода и был пойман какими-то торчками, которые отобрали у
него деньги, телефон и заперли в полузатопленном помещении одного,
в полной темноте.
Друзья тогда решили, что Санька просто забыл про встречу, а на
следующий день всё учебное заведение подняли на уши. Родители
подали своего сына в розыск. Искали двое суток и не нашли. В конце
концов, ему удалось самому расковырять дверь каким-то штырём,
который он нащупал в воде и выбраться наружу, но крысиный писк до
сих пор снится ему по ночам, хотя спит он с того момента со
светом.
Валерка впервые покурил на одной из многочисленных, сваренных из
толстых ржавых прутьев, лестниц завода. Покурил и с тех пор так и
не бросил. Почти все его знакомые уже перешли на современные
электронный системы, но они были ему противны.
— Курить вейп — это как сосать член робота, — любил повторять
он, гордо доставая очередную сигарету на балконе у знакомых. И
каждый раз удивлялся, не находя на подоконнике пепельницу.
Ким Дэ Хун здесь впервые подрался. Точнее то, что с ним
произошло скорее походило на избиение. Голова упрямого, но
неопытного в таких делах корейца, отлетала от кулаков обидчика как
резиновая груша, но он упрямо стоял на ногах, несмотря на громкие
крики «Падай! Падай, китаец вонючий!». Друзья обидчика хохотали,
как обезумевшие гиены, а он даже не понимал за что ему
попадает.