Комсомолец привычно выругался,
натянул галифе. При свете дня обнаружилось пятно на коленке – явный
результат вынужденной посадки по пути к дому. Он намотал портянки,
обулся и вывалился во двор, указав мне дорогу в отхожее место на
будущее. При рассеянном солнечном свете через широкие щели между
досками я, наконец, рассмотрел нашего дружка, демонстрирующего
утренний подъём по стойке «смирно», наплевав на бурную ночь.
Сукин ты сын, Ванятка. Я, конечно, не
доктор, но круглая белая язвочка мне решительно не понравилась.
Вселение демона из преисподней чрезвычайно ускоряет регенерацию и
избавление от инфекций, военлёт быстро вылечится. А скольких
дурочек кроме жены успел наградить сифилисом, пьянь ты и
развратник?
Он несколько реабилитировался в моих
глазах, скурив первую утреннюю папиросу. Не такая радость, как с
его женой, но близко…
Красный сокол машинально хлебнул
рассолу, дивясь отсутствию похмелья, склевал завтрак и привёл себя
в относительно строевой вид. Острая опасная бритва у горла в слегка
дрожащих руках удалила щетину, украсив небольшим порезом.
Обладатель шанкра залепил кожу обрывком газеты, навесил кобуру с ТТ
и решительно двинул на службу, повстречав по пути соседа.
Так! Коллегу зовут Степан Фролов,
старший лейтенант. Протрезвевшая и проснувшаяся память
донора-реципиента начала потихоньку открываться.
На широкой физиономии лётчика,
покрытой веснушками, застыло непрятное выражение, соответствующее
состоянию «после вчерашнего». А-га… Тоже любитель приложиться, не
такой, естественно, как моё недоразумение, но тоже не промах. Стало
быть, всё своё несчастье, обоих горе-вояк, начальство поселило
вместе. Сосед хмуро мазнул взглядом по лицу Бутакова, поправил
фуражку на рыжих вихрах и отвернулся.
Скорым шагом двое военных
промаршировали по пыльной улице меж бревенчатых одноэтажных
домишек. Деревня? Окраина города Бобруйска, услужливо выскользнула
подсказка из глубин ваняткиной души. Конечно, не Рим и не
Иерусалим. Не скрою – разочарован. Наслушался о красотах Москвы и
Ленинграда, надеялся усладить взор городскими красотами… Отставить!
Пусть будет Бобруйск.
С лёгкой руки государей Романовых и
дореволюционной черты оседлости здесь сохранился особый колорит. Из
открытых окошек доносится крепкий чесночный дух, а местечковые
красавы в большинстве своём отличаются загадочным разрезом волнующе
тёмных глаз.