- А сейчас… - голос Шмульке окрасился
таинственностью. – Мы начинаем! Прошу не двигаться и сохранять
молчание.
Трудно не шевелиться без малого час,
но что не сделаешь ради могущества и процветания Рейха. Тем более
доктор с его полуеврейским ассистентом двигались и голосили за
четверых.
По углам пентаграммы шириной около
полутора метров зажглись толстые свечи. По мере заунывных
молитвенных песнопений Шмульке и Бернштейна, гуськом обежавших
вокруг этой кабалистической фигуры, замерцали линии пятиугольника.
Внутри фигуры вспыхнула багровая правильная звезда, к
неудовольствию фон Вилленберга напоминающая марксистский символ,
только без серпа и молота. Но коммунизмом тут не пахло, скорее
химическими опытами, а через минуту потянуло озоном.
Черепа, сложенные в линию на полке у
стены, налились алым светом. Нездоровая краснота заполнила
глазницы, брызнула сквозь пустые дыры носа и прорехи на месте
недостающих зубов. Эсесовцы представили внедрение подобной
технологии на серийном производстве танков. Очевидно, в зловещих
шаманских условиях согласятся трудиться только самые преданные
члены национал-социалистической рабочей партии Германии. А лучше
привлечь заключённых из концлагеря, чьё мнение не принимется в
расчёт.
Офицеров обуяли тревожные чувства,
экспериментаторы впали в мистический экстаз, и только фюрер в
портрете на стене сохранил спокойствие.
Полночь! Стальные предметы заболели
лихорадкой. Зазвенели трубы и рессоры, Вилленберг ощутил дрожь
«Вальтера» в кобуре. Серная вонь перебила запах озона.
- Открыты врата потустороннего мира!
Приди, сила! Приди, запредельная мощь! – завопили Шмульке и
Бернштейн нестройным, но громким дуэтом.
И она пришла, материализовавшись в
середине звезды. Но совершенно не в том обличии, как демоны из ада
в видениях средневековых корифеев. И уж совсем не в образе
скандинавских дев-воительниц либо иных трансцендентных созданий,
призванных обеспечить непобедимость Вермахта или хотя бы
непотопляемость Кригсмарине.
Крепкий мужик ростом под потолок,
чуть просвечивающий насквозь в изливаемой черепами красноте, был
одет в линялую гимнастёрку без погон, перетянутую ремнём, с
треугольниками на рукавах и полоской в петлицах, синие галифе
мешком, заправленные в чёрные блестящие сапоги, руки стиснули
плётку. Между единственным бесовским атрибутом – парой мелких рогов
над ушами – уместилась синяя же фуражка с красным околышем, а над
козырьком… Эсесовцы охнули, точно раввин, узревший кусок свиного
сала в похлёбке для кибуца. На фуражке призрака сверкнула
коммунистическая звёздочка с серпасто-молоткастой парой в середине.
Иными словами, в сердце Анэнербе очутилось существо в форме
госбезопасности НКВД СССР – хмурый здоровяк, лишённый даже тени
доброты в глубоко посаженных глазах.