Демонстрируя вроде как свою значимость над простой «махрой» и
недовольство поведением красноармейца, солдаты в кузове встали со
своих мест. На самом же деле они приготовились к атаке по сигналу
своего лейтенанта.
Сержант вытянулся по стойке смирно.
- Не могу без проверки документов никого пропустить. Приказ
немедленно открывать огонь на поражение.
- Вот мои документы, - Хайнрих достал удостоверение НКВД из
кармашка гимнастёрки и протянул её бойцу.
- Э-э, старший лейтенант… - он отвёл взгляд от "корочек" и
вопросительно посмотрел на «бранденбужца».
- Старший лейтенант главного управления государственной
безопасности Крапивин, - отчеканил Хайнрих полное звание и
должность, чтобы русский унтерменш, стоящий напротив, прочувствовал
его тон и дух грозного наркомата. Ему очень хотелось приказать
солдатам атаковать прямо сейчас. А самому лично пристрелить
недалекого сержанта, наслаждающегося своей маленькой властью или
просто не понимающего всей полноты власти командира, которого
посмел остановить. Но по плану обе огневые точки должны
уничтожаться одновременно. Сначала мост проедет его грузовик. При
этом второй изобразит поломку едва въехав на него. Это и станет
сигналом атаки. В противном случае у группы диверсантов будут
серьёзные потери. Мало того, большевики могут подорвать цель их
операции.
- А тут не Крапивин, а Крапивкин. Смотрите сами, - удивился
красноармеец и протянул командирскую книжку её владельцу. Тот
машинально её принял и опустил взгляд на строчки, хотя знал их
лучше молитвы Деве Марии. Ошибки в фамилии точно быть не могло.
Если только сержант сам не умеет читать, окончив пару классов
церковно-приходской школы. – Работаем!
От громкого крика Хайнрих сильно вздрогнул. В следующее
мгновение сержант рванул дверь грузовика, которую сам же немец
слегка приоткрыл, схватил лейтенанта за ворот и рванул на себя,
запуская в долгий полёт. «Брандендужец» ещё был в воздухе, когда
рядом оглушительно зазвучали пулемётные очереди. Его уши уловили
среди этого грохота звук впивающихся в доски бортов и кабин
грузовика пуль, рикошеты от металлических деталей, крики умирающих
солдат.
Упав на пыльную дорогу, он перекатился и, как кошка взлетел на
ноги. За пистолет взяться он не успел – русский был уже рядом и
замахивался для удара. Увернувшись, Хайнрих выхватил нож из рукава
и полоснул клинком перед собой, метя в чужой живот. Вот только к
его большой досаде противник оказался крайне ловок. Он не только
увернулся от острой стали, но успел перехватить руку лейтенанта и
сначала толкнуть её от себя, а затем рванул к себе, проводя залом.
Жалеть немца у сержанта не было в планах. И через секунду
одновременно с хрустом сустава, Хайнрик непроизвольно заорал от
вспышки ослепляющей боли: