Анфиса почувствовала, как сердце
сжалось. Хоть она никогда и не видела этот взгляд доктора, но сразу
поняла, что скрывается за ним. Необходимость установливвать
очерёдность оказания помощи раненым. Фактически выбирать между
жизнями тех, кого ещё можно было спасти, и всех остальных.
Девушка подошла к умирающему. Молодой
парень, может, на пару лет старше её. Глаза широко раскрыты, в них
— животный ужас смерти.
Эмпат опустилась на колени рядом с
носилками. Его эмоции ударили по ней физической болью — страх,
такой плотный, что можно было задохнуться. Боль, пульсирующая с
каждым ударом слабеющего сердца. И где-то глубоко — тоска по дому,
по матери, по несказанным словам.
— Тише, тише, — прошептала Анфиса,
беря его за руку.
Прикосновение усилило связь. Теперь
она не просто чувствовала его эмоции — она могла их забрать. Прохор
как-то объяснял ей, что настоящий Эмпат способен не только ощущать,
но и поглощать чужие переживания, облегчая страдания. Именно
поэтому её место здесь — в лазарете.
Девушка закрыла глаза и открылась
навстречу потоку. Страх хлынул в неё ледяной волной. Она приняла
его в себя, позволила заполнить каждую клеточку. Её руки задрожали,
по спине пробежал холодок, но она не отпустила ладонь
умирающего.
Следом потянулась боль. Не физическая
— ту забрать она не могла. Но душевная агония, осознание конца,
ужас перед неизвестностью. Анфиса вбирала всё это, словно губка
впитывает воду.
— Мама… — прошептал раненый, его
голос стал спокойнее, дыхание — ровнее.
— Она ждёт тебя, — отозвалась
девушка, чувствуя, как её собственные глаза наполняются слезами. —
Она любит тебя. Всегда любила.
Парень слабо улыбнулся. Страх ушёл из
его взгляда, сменившись умиротворением. Анфиса продолжала держать
его за руку, забирая последние всплески паники, оставляя только
покой.
— Тепло… — выдохнул он. — Как
дома…
Девушка кивнула, не доверяя голосу.
Она чувствовала, как его эмоции слабеют, растворяются. Не от её
воздействия — просто жизнь уходила, унося с собой способность
чувствовать.
Последний вздох. Рука в её ладони
обмякла. Глаза остались открытыми, но в них больше не было ни
страха, ни боли. Только покой.
Анфиса осторожно закрыла ему веки и
поднялась. Ноги подкашивались — чужие эмоции всё ещё бурлили
внутри, требуя выхода. Она прислонилась к стене, пытаясь справиться
с чужим страхом смерти, который теперь стал её собственным.