— Мы с пацанами тут думаем… поднять движуху. Подпольные бои. Не
те, что во дворах, а с нормальной ставкой, с кассой. Все красиво, —
он вздохнул. — Я сейчас спортом занялся. Хочешь, будешь у меня
чемпионом. Бабки хорошие, я своего брата не обижу рублем. Если
договоримся, долю дам. Может твои детдомовцы ученики тоже захотят
силой померятся.
Он скользнул взглядом по снарядам.
— Знаешь как компанию назову? Вектор!
Я вспомнил, что Вектором он называл своего щенка со времен
детдома. Сентиментальность Витьке не свойственная. Но он из тех,
кто больше любит животных, чем людей.
— Это не спорт, Вить, — тихо сказал я. — Это грязь. Ни один
уважающий себя спортсмен в такое не полезет.
— А ты в Америке дерешься или на Олимпиаду собрался? — хмыкнул
Козлов. — Ты по подвалам дерешься, Саш. Для тебя это неплохой
шанс.
Он кивнул на банки с краской, которым я собрался красить стены
зала. Здесь я все делал своими руками, за свои деньги, иногда в
складчину с родителями учеников.
— Рабочих хоть наймешь, чтобы самому спину не гнуть. Красочку
нормальную прикупишь. Ну и с протянутой рукой ходить перестанешь. Я
же тебе все это от души, по-братски сделаю, — Козлов подмигнул.
Все это время Свету он будто бы не замечал. А теперь развернулся
к ней с точно таким лицом, как в тот вечер, когда в последний раз
мы сидели втроем — только тогда он принес Свете цветы. Сейчас из-за
пояса его брюк выглядывала рукоятка ПМ.
Света вздрогнула, вся сжалась. Дочка бросилась к маме и крепко
ее обняла.
— Встала и пошла, тварь, — произнес Козлов, не повышая
голоса.
Он сделал шаг к ней навстречу.
— Выражения выбирай, — отрезал я.
Витя вскинул бровь и перевел взгляд на меня. Все в его облике
оставалось прежним: холеное лицо, отточенные жесты… Козлов всегда
заинтересовывал женщин и на сцене у него действительно могло
получиться. По крайней мере до тех пор, пока во взгляде не
появилось что-то чужое, хищное.
Рука Козлова скользнула по ремню. Я отстранился от Светы, встал
между ними.
— Ты что, серьезно, Сань? Или попутал? — фыркнул он. — Это моя
баба. Мой ребенок. Все мое.
Говоря, он продолжал тянуться к пистолету.
Я перехватил его запястье.
— Не здесь, Витя, — сказал я. Тихо. — И не с ней.
Козлов попытался вывернуться. Я не дал.
— Уходи, — сказал я. — Ничем хорошим это не закончится.
Мы стояли почти вплотную. Я чувствовал запах его дорогого
одеколона и перегара — смесь, от которой мутит сильнее, чем от
удара в печень. Эта скотина пришел за Светкой снова нажравшись.
Костяшки на кулаках стесаны, от них у Светки были те жуткие
синяки.