Бабушка меня любила – окружила теплом и заботой, которых мне
недоставало в родительском доме. Я обожала приходить к ней в гости,
часами разглядывать корешки книг на русском языке, который знала
очень плохо. Когда я выросла, бабушка часто брала меня к себе на
работу – в химическую лабораторию в одном из районов Хоупфул-Сити.
Там бабушка изучала кусочки метеоритов – небесных странников. В
годы войны лабораторию эвакуировали на юг. Бабушка уехала, а мы с
родителями жили в лагере для беженцев, где не хватало еды, теплой
одежды, одеял, не было электричества, и люди грелись у костров, как
сотни лет назад.
Как ни странно, дом моей бабушки уцелел при бомбежке. И в конце
войны она вернулась сюда и позвала нас к себе. Это было трудное
время. Мама и бабушка без конца ругались, и, как только появилась
возможность, мы переехали в собственный дом.
Бабушка умерла, когда Димке было пять, за год до прихода к
власти Новаторов. Ее смерть причинила мне горе, но теперь, годы
спустя, я думаю, хорошо, что она не дожила до тех страшных дней,
когда людям пришлось жертвовать своей памятью, чтобы жить
дальше…
Большинство вещей оставалось в доме. Так надо. Если будут
расследовать – возможно происшедшее сойдет за неосторожность. Я
собрала немногие личные вещи в рюкзак, повесила его за спину,
надела самые крепкие ботинки и взяла в прихожей небольшую канистру.
Быстро прошла по комнатам и облила все вокруг бензином. По дому
разнеслась едкая вонь. Пустую канистру спрятала в кладовку. Открыла
настежь окно в гостиной. Надела куртку, шапку и вышла на улицу.
Дверь заперла на ключ, а ключ забросила на газон. Подошла к
открытому окну, вынула из кармана спички, зажгла одну и бросила на
влажный, пропитанный бензином ковер. Вспыхнуло пламя, на меня
дохнуло жаром. Мгновение я смотрела, как горит моя прошлая жизнь,
потом отвернулась и зашагала в проулок, где оставила машину. Вскоре
я уже мчалась по вечерним улицам Хоупфул-Сити и слышала за спиной
пожарные сирены. Сердце колотилось в груди, а на душе было легко,
словно я сбросила тяжелые оковы и вырвалась на волю после долгих
лет в заточении.
— Говоришь, сведения из первых рук? Вдруг твой информатор
солгал?
Серые глаза мэра Буллсмита пристально следили за Сарой. Она
упруго выпрямилась, встала с кресла, подошла к небольшому бару,
взяла бутылку, стакан и плеснула на два пальца коричневого виски.
Ни льда, ни содовой. Сделала большой глоток и с улыбкой взглянула
на мэра. У Буллсмита в кабинете всегда имелся отличный бурбон. Не
иначе, коротышка брал его в качестве взятки за пропущенный таможней
контрафакт.