Но, прячась за новым меню, десятками рецептов и нагружая себя работой, в последнее время она все чаще вспоминала мелкие, совсем незначительные и, возможно, не важные для других детали. На мужской брови появился крохотный шрам, а у глаз — россыпь тонкой паутинки морщин. Петя стал взрослее, серьезнее, мудрее, но он, как и раньше, пах апельсинами.
Майя качнула головой, смахивая воспоминания, и снова всецело вернулась мыслями к новому рецепту. Десерт был важен, ведь именно он должен был стать первой ступенькой в длинной лестнице ее успеха.
Распашная дверь открылась и в полупустое помещение вошел Степан. Быстро осмотрел длинный стол со стопкой исписанных листов, который был заставлен банками и емкостями с разными ингредиентами.
— Как успехи? — он спросил, плохо сдерживая улыбку, прищурился и склонил голову.
Майя выпрямилась и застыла. Ей не понравился его взгляд.
— Все в порядке, — ответила медленно.
Степан усмехнулся и спрятал руки в карманах форменных штанов. Плохое предчувствие обжигающей лавой разлилось в женском сердце. Майя сжала ручку и сделала глубокий вдох.
— Ты еще даже полноценно не приступила к работе, — он кивнул на ушибленную руку, — а от постоянного посетителя поступил негативный отзыв на десерт. Десерт, рецепт которого придумала ты, Майя.
Кровь мгновенно отлила от лица и Майя почувствовала, как похолодели пальцы. Она сжала ручку сильнее.
— Он фирменный. Я… я делала этот торт сотни раз, Степ. И четко следила за тем, как сегодня его готовили в кондитерском цеху. Я пробовала и…
Степан выставил руку и женское сердце рухнуло в пятки.
Она не могла потерять эту работу. Просто не могла.
— Во-первых, перестань так реагировать на критику. Посетители бывают разные и поблажку можно давать лишь беременным. Все остальное — чистая вкусовщина. Во-вторых, я тоже пробовал этот торт, Майя и он идеален. А в-третьих, — Степа снова усмехнулся и почесал затылок, — даже не думай бросать меня и уходить в декрет. Я тебя только отыскал.
— В… в какой декрет?
— В самый что ни на есть настоящий. С огромным животом и токсикозом.
Майя перестала дышать, беззвучно сглотнула и шепнула на выдохе.
— Я ничего не понимаю, Степ.
Выдержав долгую минуту, в течении которой женское сердце снова поднялось в грудь, застыло там, а затем завелось и застучало с бешеной скоростью, худое тело бросило в жар, быстро сменившийся ознобом, а в пустой голове внезапным вихрем закружились мысли, Степан подошел к столу, уперся ладонью в столешницу, а другой почесал затылок.