Я встал, чувствуя во рту привкус
металла, а в ногах и руках — жуткую слабость. Тело ощущалось
напяленным второпях объемным карнавальным костюмом, настолько было
чужим и плохо управляемым. Я чуть не упал на колени, но,
покачнувшись, удержался и сделал два необходимых шага, после чего
резко схватил мужика за ноги и выпихнул его наружу, упершись в его
ступни животом.
Больше всего я боялся, что сил не
хватит — трясущиеся руки казались слишком слабыми, но неожиданность
сыграла свою роль: вылетел мой противник как пробка из бутылки,
только истошно по-бабьи взвизгнул и выронил из кармана ключ с
прикрепленным к нему деревянным бочонком. Ничего, плавать полезно,
пусть разомнется.
Я немного постоял, покачиваясь от
волнами накатывающей слабости и с наслаждением вбирая в себя
холодный свежий воздух из окна. Жаль, но бодрящего запаха моря не
ощущалось, наверное, органы чувств пока еще плохо работали.
Перед тем как захлопнуть окно, я
решил глянуть, что там с мужиком. Мало ли, может, уже карабкается
на борт, горя жаждой мести и ругаясь на чем свет стоит. Про себя
ругаясь, разумеется, потому что слышал я только мерные звуки
работающей машины.
Так сильно, как убийца, высовываться
не стал — рисковал отправиться за ним следом, слишком медленно
отступала слабость, поэтому просто чуть наклонил голову. И замер,
пораженный не только холодом из окна, но и видом. Далеко внизу
перекатывалось море, но море леса, подсвеченное только яркой луной.
Где-то там нашел свое последнее упокоение убийца, если он, конечно,
не умел летать. В последнем я сомневался. Но на всякий случай
посмотрел вверх. Быстрый просмотр для меня ничего не прояснил: мы
явно летели в воздухе, причем довольно быстро. Корпус воздушного
судна выглядел металлическим и на ощупь был холодным, при этом
температура что металла, что воздуха из открытого окна не была
отрицательной, а ещё не было ожидаемого при таких скоростях потока
воздуха.
Это казалось странным. Магия, о
которой предупреждал бог? Или технология? Хотелось осмотреться, но
высовываться дальше я не рискнул. Конечно, больше в туалете никого
не было, но тело оставалось очень слабым, каждая мышца подрагивала,
готовая в любой момент отключиться.
Окно я закрыл. Надо было убираться,
пока кто-нибудь не пришел узнавать, что отсюда вылетает с воплями.
Хотя надо признать, смерть мужик принял стоически: кроме
единственного взвизгивания, больше не издал ни звука. Правда,
уважения к нему это не прибавило. Людям, которые убивают, вообще
сложно добиться уважения от тех, кого они пытались убить.