Ее брови нахмурены, губы поджаты, а глаза мечут молнии, пока дергает за шнурки, пытаясь их ослабить.
Стоя над ней, Капустин опускает на пол сумку и наблюдает за резкими движениями моей подруги с нейтральным выражением на лице, я же перевожу глаза на пьяного вдрызг друга Капустиной. Его джинсы местами мокрые, на колене дырка, а куртка вся в снегу.
— Что с ним случилось? — спрашиваю в неверии.
— Неудачный день. Ретроградный Меркурий, — отвечает Капустин. — По радио передавали.
Таня посылает ему взбешенный взгляд и шипит Страйку:
— Ему нельзя много пить! У него непереносимость алкоголя!
— Да я ему одну рюмку-то и налил, — оправдывается тот. — Ну да, крепкая штука, но кто ж знал…
— Одну?! — Таня сверлит его гневным взглядом, падая на задницу вместе с ботинком, который наконец-то стащила с Альберта. — Он уже еле на ногах стоял, когда я вернулась!
Я не спрашиваю, откуда она вернулась. Ее куртка тоже мокрая, волосы растрепаны ветром, на щеках горит румянец, будто она раз десять съехала с холма и столько же раз поднялась обратно.
Парень мямлит что-то нечленораздельное, когда Таня пробует стащить с него второй заляпанный снегом ботинок. Расправившись с обувью, принимается снимать с Альберта куртку, сдувая с лица упавшую на него прядь волос.
— Помочь? — спрашиваю ее.
— Не знаю… — отвечает растерянно.
Вручив мне куртку Альберта, быстро разувается и поднимается по лестнице вслед за Страйком и Капустиным, которые подхватили Альберт под обе руки.
— Блин, а он тяжелый… — голос Страйка раздается уже в коридоре.
— Че там случилось? — слышу вопрос Зотова, обращенный к кому-то из вошедших в дом парней.
Проигнорировав их гогот, убираю одежду в шкаф и тоже поднимаюсь наверх, следуя на звуки возни и топота. Когда вхожу в комнату, «парня» Капустиной уже укладывают на диван, где буквально полчаса назад спала я сама.
Альберт распластывается на диване в неестественной позе и выглядит, черт возьми, мертвым!
— Нужно его раздеть… — страдальчески тянет Таня, убирая с лица волосы.
— Раздевание у вас в первый раз? — с иронией интересуется Капустин, отходя от дивана.
— Знаешь что?! — развернувшись на пятках, Таня тычет в него пальцем. — Никто не просил тебя ему подливать! И наши с ним дела тебя не касаются!
— Ну извини, — разводит Данила руками. — Никто не заставлял его пить.