Поклонившись, сел у стены, разглядывая безучастный образ божественной девы. Тяжелые мысли роились в голове и выкурить их оттуда никак не получалось.
– Пришел значит, – не оборачиваясь на голос, я усмехнулся. Шаман. Конечно.
– Собирался посидеть в тишине, – если Всеволод и уловил намек, то сделал вид, что не заметил.
Уселся рядом, будто не очевидно, что говорить с ним я не жажду совершенно.
– За гостью свою боишься?
– Мы оба знаем, что гостья не моя, – спокойный, ровный тон.
Я знал Севу с детства. Уже тогда он был зрелым волком, примерно одного с отцом возраста, и уже тогда всегда пытался войти в положение старшего.
– Когда я умру, ты займешь мое место, Сергей, – говорил отец, в очередной раз выдавая порцию наставлений о том, каким должен быть альфа.
– Почему я, а не Всеволод? Он старше и мудрее, – тогда мне казалось, что мудрость – мерило всему.
– Он сильный волк, хороший шаман, но Альфой ему не стать, – в голосе отца слышалось сожаление, как будто он и в самом деле желал бы возложить эту участь не на мои плечи, а на шаманские. – Вожак – это не только защитник (в этом Всеволоду нет равных, тут не поспоришь) но часто Альфе нужно принимать неприятные решения, идти на сговор с совестью ради блага большинства. Это тяжкий груз, сын. Не каждый готов скрепить сердце и наступить себе на горло ради благополучия стаи.
Позже, став Альфой, я понял глубину отцовских наставлений, и почему Сева даже не претендовал на главенство тоже понял.
– Я ее не приглашал, - вынырнув из воспоминаний, достал из кармана брюк нож, небольшой деревянный брус и принялся строгать, чтобы занять руки и отвлечься.
– Но очень хочешь отправить ее назад, – грустно заметил Всеволод, тоже не глядя на меня.
– Ей здесь не место.
– Не каждому дается второй шанс, Сергей.
– А я и не просил.
– С каких пор ты записался в эгоисты? На кого останется стая, если она уйдет? – нож соскользнул и в мягком дереве появилась некрасивая зазубрина.
Поморщившись, принялся исправлять:
– Когда, Всеволод. Когда она уйдет.
– А ведь они похожи чем-то…
«И ведь правда, похожи. Обе блондинки, обе городские, весьма свободных взглядов».
Тогда мне, ослепленному зовом истинной, казалось, что это ничего. Что главное – найти своего человека, а остальное всегда можно пообтесать, как шероховатости на брусе.